Станислав Старикович - Зверинец у крыльца

Feilis catus

Повсюду были свои поверья. Стоит, например, перевезти кота из страны в страну, как его свойства изменятся. Если в России встреча с черной кошкой предвещала недоброе, то в Англии, наоборот, это сулило удачу. Там черных кошек даже остерегались выпускать во двор — вдруг украдут этакое счастье. Способностью осчастливливать были наделены и скромные кошачьи хвосты. Хвост хвосту — рознь. Например, хвост черного кота вылечивает ячмень на глазу — стоит приложить его к веку. А для лечения бородавок он непригоден — тут нужен хвост трехцветной кошки. Впрочем, есть и другие мнения. Например, Гекльберри Финн (в просторечии Гек Финн), сын пьяницы из захолустного американского Санкт-Петербурга, был уверен, что победу над бородавками можно одержать только с помощью дохлой кошки и особого ритуала. Как? «А вот так. Возьми кошку и ступай с ней на кладбище незадолго до полуночи — к свежей могиле, где похоронен какой-нибудь плохой человек, и вот в полночь явится черт, а может, два или три, но ты их не увидишь, только услышишь ихний разговор. И когда они потащат покойника, ты брось им вслед кошку и скажи: «Черт за мертвецом, кот за чертом, бородавки за котом, — тут и дело с концом, все трое долой от меня!» От этого всякая бородавка сойдет».

В прошлом об этих и других чудодейственных качествах кошек рассуждали всерьез. Мяукающие создания участвовали в магических обрядах, их мясом привораживали любовь и прогоняли чахотку. Но результаты, пользуясь научной терминологией, были недостаточно воспроизводимы или, говоря проще, плачевны. Недаром в наше просвещенное время ячмень лечат желтой ртутной мазью, ихтиолкой и компрессами, а в загсах что-то не видно простуженных котов.

За океаном некоторые энергичные американцы даже объединились в клуб борьбы с предрассудками. Организационное собрание состоялось 13 числа в комнате номер 13 на 13-м этаже. Заседание шло под звон разбиваемых зеркал, докладчики во время своей речи рассыпали соль, а хозяйка помещения была окружена 13 черными кошками.

Как это ни странно, Европа с кошкой познакомилась недавно. Древние римляне будто и понятия о ней не имели. В Америку же она попала с испанскими каравеллами. (Еще одна примета: кошка на корабле, значит, и бури не страшны.)

Родоначальники нынешнего 500-миллионного поголовья домашних мурлык (дикие кошки и сейчас отнюдь не экзотика) жили в Северной Африке. Полагают, что отсюда они и начали завоевание наших домов. Правда, в Армении при раскопках жилищ VI—VII веков до нашей эры были найдены останки кошек. Еще неожиданней другая находка — коренной зуб домашней кошки, пролежавший в земле больше восьми тысяч лет неподалеку от Иерихона. Кошачьи кости такого же возраста, найденные в Греции, еще сильнее смутили археологов. Неужели и здесь кошка была одомашнена?

Так или иначе, но пока все же считают, будто в древности домашняя кошка была привилегией Египта. Она там жила припеваючи. Египтяне обращались с ней как с божеством. Они верили, будто душа домохозяйки после смерти прячется в теле кошки. Как же иначе — кошка животное чистоплотное, любящее порядок: она не терпит, чтобы мыши бегали по столам и стульям. Египтяне уступали дорогу пушистым созданиям, при пожаре выносили сначала кошек, а потом скарб. Даже за случайное лишение жизни этого четвероногого полагалась смертная казнь. И естественная смерть кошек была великим горем. Все семейство погружалось в траур, люди в знак величайшей печали подстригали себе брови. Кошку мумифицировали и с почетом хоронили на особом кладбище.

Преклонение перед кошками приводило древних египтян даже к военным поражениям. «Персидский царь Камбиз пошел войной на фараона Пса-маннита. Войска встретились в 525 г. до Р. X... Египтяне бились геройски. Персам оставалось только прибегнуть к хитрости. Передние ряды персидского войска добыли себе кошек и выставили их, каждый солдат перед своей грудью, в виде щита. Из боязни как бы случайно не убить кошки, египтяне не решались более посылать свои меткие стрелы в ряды персов; сражение кончилось полнейшим поражением египтян» (Ф. Мартин. «Три царства природы»).

Римляне и греки, «внедрившие» кошку в Европу, наверное, подшучивали над египтянами, но и сами относились к кошкам неплохо.

В средние века инквизиция объявила кошек орудием дьявола. Их сжигали, топили. Во Фландрии, например, сотни лет действовал закон «о кошачьей среде»: раз в год, в эту злосчастную среду, городских кошек ловили и сбрасывали с башни. Не средневековье ли оставило нам в наследство страх перед светящимися в темноте кошачьими глазами? (Кстати, почему инквизиция выбрала своим гербовым цветом зеленый?) Средневековье наделило кошек сверхъестественной силой и заставило их «скрести у нас на душе».

Ну а откуда взялось само слово кошка? Здесь нужно обратиться к рассуждениям филолога А. Долгопольского. Он пишет, будто египетское кошачье имя переводится на русский весьма недвусмысленно — «мяу». Так что египтяне к европейскому наименованию домашнего зверька отношения вроде бы не имеют. А вот древние берберы, проживавшие на севере Африки, словом «кат» называли дикого кота. Оно закрепилось за домашней кошкой и вошло в лексикон римлян. Римляне и греки передали название и самих котов другим народам Европы.

Но вот какая закавыка: «кот» и «кошка» — слова, мало похожие. Почему именно «кошка», а не «котиха» или как-нибудь еще? Думают, будто уменьшительно-ласкательное слово «кошка» (древние славяне говорили «котька») родилось в разговорах детей. И еще одна подробность: происхождение слова «котенок» не очень-то крепкими нитями связано со словом «окотиться». Ибо окотиться может и львица, и коза, и крольчиха.

Более ста лет назад Дарвин не без удивления заметил: «Мозг у всех одомашненных кроликов, в сравнении с мозгом дикого кролика, уменьшен в размерах...» Но при чем тут кошки? А вот при чем: вывод Дарвина оказался универсальным, он применим ко всякому домашнему зверью, будь то кролики, ослы или верблюды.

Впрочем, о том, что мозг домашней кошки «похудел», говорить остерегались — она легко дичает и на воле смешивается со своей нецивилизованной братией. В 1972 году профессор В. Гептнер и Е. Матюшкин обмерили головы ленинградских, диких лесных и степных кошек, а также домашних кошек, останки которых найдены при раскопках Древнего Новгорода. Выяснилось, что в XIII—XIV веках на новгородских крышах завывали хилые созданья. К XIX и тем более к XX веку эти четвероногие разъелись, покрупнели. Но серого вещества у них не прибавилось: абсолютные и относительные размеры мозговой капсулы более чем за половину тысячелетия нисколько не увеличились. Даже самая тощая драная лесная кошка по объему мозга даст фору лоснящемуся квартирному коту. Даже у дикой степной кошки «мозгов» больше, чем у домашних мурлык, хотя образ жизни у них не очень-то различен (между объемом мозга и сложностью двигательных функций есть прямая связь).