Сергей Кучеренко - Корень жизни: Таежные были

Бешеные паводковые воды спрямили речное русло на излучине и образовали новое. А старое, забитое плавником, превратилось в тихую протоку. Уровень воды в ней снижается, оголяются галечные и песчаные косы, островки. Но остаются безжизненными они совсем недолго. Уже следующей весной на них появляется густая щетка ростков, быстро тянущихся кверху. Это чозения. Она настолько неприхотлива, что прижилась — да еще так быстро растет — на песке и камнях без крупицы гумуса. Вместе со своими верными и неразлучными спутниками ивами. Кроме них, пожалуй, никто первым не начинает освоение таких безжизненных переувлажненных пространств.

Сбросив листья осенью, чозения чуть-чуть удобрила грунт. С каждым годом тот темнеет — начинает образовываться почва. Сначала это едва затемненный перегноем песок, потом песчаная почва, а через несколько десятков лет, когда отомрут два-три поколения чозении — это уже настоящая черная земля. Дерево обладает большой энергией роста. Оно ежегодно вытягивается на метр в высоту, утолщается на сантиметр, а в Приморье, где намного теплее, и того больше, В двадцать лет вымахивает до двадцати метров, и не так-то просто его обхватить руками.

Под прикрытием стойкого дерева-пионера, когда песок и камни уже сдобрены перегноем, поселяются ольха, черемуха, тополь, многочисленные кустарники и травы. Пройдет какое-то время, и эти спутники чозении станут ее «могильщиками»— закроют от солнца, без которого она не жилец. Впрочем, в свое время и сами будут вытеснены: их место займут другие деревья, иные сообщества. В этом — история лесов, закономерность их жизни.

Устье Быссы появилось внезапно, хотя я его и ожидал с минуты на минуту. Лодка почти уперлась в высокий скалистый берег, затем круто свернула влево и сбавила ход.

— Бысса, красавица, — заулыбался Борис радостно, будто встретил любимую.

Мы вплыли в реку, совершенно не похожую на буйную Селемджу. Она была мирной, спокойной. Повеяло теплом и новыми своеобразными запахами. Рыба безбоязненно резвилась на тихих плесах. Над головой с шумом пролетали утки, где-то тревожно кричала цапля.

Мы долго будем путешествовать по Быссе, поэтому я припоминаю: в сравнении с Селемджой она почти втрое короче, но площадь водосбора меньше в десять раз. И тем не менее глазом всю ее не охватишь и из поднебесья.

Местность низменная в нижней и средней ее частях и гористая в верхней. Нет ни населенных пунктов, ни дорог. Но люди часто плавают по Быссе, потому что в ее верховьях есть «дикий курорт» со сказочно целебными, как говорят, горячими сернистыми источниками. Туда едут больные из Благовещенска, Хабаровска, Владивостока и даже с Урала. Те, кто знает об этих источниках, конечно. Среди охотников Селемджинского района Бысса известна как «самая косулья, самая сохатиная, самая утиная и самая рыбная река». Что и говорить, интересное путешествие предстояло совершить нам с Борисом! Я заранее пытался представить, какие переживания подарит нам Бысса.

Остановились мы на косе неподалеку от устья Быссы. Было темно и тихо. Чистые струи реки ласково переливались и журчали, словно напевая колыбельную. Как-то не верилось, что через два-три часа их подхватит, закрутит, перемешает Селемджа, и ничего от Быссы не останется в ней. Разве только прибавится воды…

С вечера нас обволокли комариные туманы, приходилось обороняться от них дымокуром, но к десяти часам похолодало, насекомые попрятались, угомонились. Мы растянулись на брезенте и стали слушать ночь.

В реке булькала рыба, но она мало нас интересовала. Недалеко в заливе крякали утки — волновало только Бориса. А вот брачные крики косуль будоражили нас обоих.

В теплое время года на Быссе и по другим нижним притокам Селемджи косуль много. Живут они на лесистых релках в окружении марей, где кормов для них достаточно. Здесь вырастает молодняк, здесь же в августе к взрослым приходит время размножения. Как и у большинства животных, в эту пору наиболее возбуждены самцы. Они становятся сварливыми и злыми, постоянно дерутся между собою, и даже тихим и скромным самочкам достается. По ночам соперники кричат, да так громко и грубо, что несведущий человек принимает эти крики за медвежьи.

Голоса козлов доносились из шести мест. Для меня это означало, что в пределах слышимости — в радиусе примерно двух километров от нашей палатки, живут шесть взрослых самцов, столько же козочек и около десятка подрастающих козлят. Утром в моем полевом дневнике появится «казенная» запись: «На приустьевой части реки Быссы в августе этого года плотность населения косули составляла около шестнадцати — восемнадцати особей на десять квадратных километров».

После гона косули набираются сил до холодов. В октябре они объединятся в большие и малые табуны, а ко времени выпадения снегов потянутся своими извечными кочевыми путями на юго-запад, на Зейско-Буреинскую равнину, где меньше снега, а потому легче пережить суровую зиму. Косуль станут нещадно преследовать волки и рыси, у переправ через реки их будут караулить браконьеры, потом на них навалится на законных и незаконных основаниях целая армия охотников. И наконец уцелевших прижмут морозы… Трудные зимы у этих симпатичных и безобидных животных. Каждая вторая косуля гибнет, и лишь наиболее удачливые возвращаются в места своих летовок, чтобы снова плодились козлята и рявкали козлы, а осенью — в который уже раз! — все они двинутся в сторону Амура.

Утро выдалось ясное и росистое. Вода за ночь заметно прибыла: с верховьев, после недавних дождей, шел паводок. Упругую тишину «продавливал» только стрекот катушки Борисова спиннинга. Этим орудием лова он владеет виртуозно, и щуки одна за другой попадали под мой нож. Когда их набралось около десятка, я отобрал спиннинг у заядлого рыболова: хватит. Потом были ароматная уха, бесконечные рассказы моего проводника о Быссе и охотах на ней, созерцание дивного восхода солнца, мечты о предстоящих днях путешествия.

Поднимаясь вверх, мы часто заплывали в тихие заливы, чтобы посмотреть на утиные выводки, посчитать их. Каждый из многочисленных заливов Борис знал «в лицо». В детстве, когда не было лодочных моторов, он со своим дедом плавал на шестах до «курорта»: шесть дней туда, месяц там и неделя обратной дороги. Дед любил рыбачить, и они останавливались чуть ли не в каждом заливе. Борис говорит, что лет двадцать назад здесь были непересчетные скопища уток, рыбы невпроворот, а лосей и косуль видели ежечасно. Теперь всего этого намного меньше. Я спросил его, а что будет еще через двадцать лет. Подумав он ответил: «Останутся, наверное, одни воспоминания… Если, конечно, не перестроиться на доброе отношение к природе по законам, а главное — совести».