Дикая собака - Пекка Юнтти

приехать и лично сообщить вам эту новость. Конечно, надеюсь, что у нас будет порядок и спокойствие на тех рабочих площадках, которые организованы на эту зиму. Надеюсь и верю, что они будут последними в этом регионе. Я понимаю неизмеримую ценность ваших девственных лесов и вод.

Аарно заканчивает. Отец демонстративно хлопает в ладоши так, что в зале раздается эхо. Все смотрят на нас. Затем отец Мауно начинает аплодировать. К нему присоединяется Мауно, следом и я. Наконец весь зал рукоплещет.

Аарно смотрит на отца, снова кивает ему и улыбается. Отец кивает в ответ.

Самуэль

День девятнадцатый

Сижу в конце стола. Я просидел уже половину оборота звездного неба, планируя развести огонь еще днем, решил настрогать растопку, но вспомнил, что дрова далеко, в сарае, бессильно опустился на скамью и стал ждать.

Из носа капает на стол. Из капель вырастает небольшая лужа. Это тестовый водоем. Когда он замерзнет, я пойму, что в избе мороз.

Конечно, можно было принести дров заранее, надрать бересты с березы во дворе или собрать натеки смолы с ели на растопку, но я не мог начать. Легче спокойно сидеть под одеялом, покачиваясь, чтобы было теплее. К чему здесь спешка, куда же здесь, ждем лета.

Ласки не видно целую вечность. Синички исчезли навсегда – после того, как я бросил в них снежок. Чувствительная компания. Лесная сорока кричала за дверью так пронзительно, что меня пронесло бы, если бы в кишках еще что-то осталось. Затем и она улетела. Вóроны здесь не остановились, покружились рассеянно над озером и направились к замерзшей земле. Это следует считать хорошим знаком, ибо есть поверье, что, если ворон облюбовал место, значит, там кто-то полностью измучен.

Так чувствовал себя и Лого. Еще и хуже. Он был более одиноким, чем я, потому что был один среди других.

Лого застрелился из охотничьего ружья отца в котельной своего дома. Зрелище было настолько суровым, что пришлось менять систему отопления, поскольку родители не могли больше входить в то помещение. Я все еще не понимаю, почему только утром после выпускного вечера девятого класса. Почему именно тогда, когда все мучения уже закончились и он мог свободно уйти?

Возможно, это была его месть. В то утро шайка Никканена превратилась в тихих мальчиков, Плёсё и учительница шведского языка Сойле плакали. Или, может быть, дело в том, что по окончании средней школы у него, наконец, появилось разрешение сдаться. Может быть, средняя школа была его гонкой «Айдитарод», а выпускной аттестат говорил о том, что он храбро боролся и прошел, несмотря на все препятствия.

Заставляю себя подняться. Ноги занемели от холода. Пальцы ломит. Выкарабкиваюсь во двор и начинаю пробираться к сараю. Мир купается в белом, с неба сыплет снег. Снежинки складируются в сугробах на крыше, ветках, моих волосах. Смотрю на небо и открываю рот. Снежные хлопья тают на губах, приходят воспоминания давно минувших дней. Я делал так раньше, распахивал руки и открывал рот при первой метели.

Прекращаю игру и смотрю на окружающее меня белое покрывало. Замечаю, что ловушка опять сработала.

Не может быть.

Пробираюсь к ели. Ловушка сработала как надо. Она неустанно ждала свою добычу. При приближении жертвы жестко ударила.

Вити висит, попав в ловушку головой.

Ласка так прекрасна сейчас, когда полностью изменила свой цвет. Ее вообще невозможно различить в белизне ландшафта, если бы метель не раскачивала ее тельце на фоне темного ствола ели.

Аккуратно вынимаю Вити из ловушки, кажется, что она еще теплая. Язык грубо торчит между передними зубами. Отламываю маленькую веточку ели, открываю рот и засовываю язык внутрь.

Так.

Один глаз закрыт, другой открыт. Закрываю палочкой и другой глаз, но зверек кажется настолько отсутствующим, что решаю открыть оба. Пуговичные глазки по-прежнему кажутся живыми и яркими. Вот такой я хочу запомнить Вити. Осторожно кладу своего маленького дружка на ладонь и несу в хижину.

Айла

1949

Кайса помогает мне надеть платье в верхней каморке. Мы не разговариваем, поскольку я сказала, что не могу слушать ее истории, когда меня тошнит. Я сильно взволнована. Кайса ненадолго обиделась, но уже сейчас ухмыляется мне в зеркале с английскими булавками во рту.

Мауно самостоятельно купил в Торнио ткань для свадебного платья, из той же поездки он привез и кольца. Ткань светлого цвета с красными цветами и зелеными листьями. Я сказала ему, что она слишком летняя, но, по его мнению, это не проблема, поскольку скоро снова наступит лето.

Мама сшила платье. Я просила ее сделать мешком, но она ответила, что человеку лучше гордиться тем, что есть, чем скрывать это.

– Не стоит обращать внимание на косые взгляды. Плод любви растет в твоем животе. Иногда только дела идут немного не по порядку. Любой, кто говорит об этом плохо, сам гнилой.

Платье смотрится красиво, но и с животом не ошибешься. Сегодня это шепот, но шушуканье заканчивается, и начинаются сплетни. Конечно, я знаю эти истории.

– Ей срочно пора замуж, раз сын Пиети обрюхатил.

– И в доме Ломполо зима спит в грехе.

Кайса, вспорхнув обратно в каморку, говорит, что пастор пришел, и Мауно там красивый, как Тауно Пало[52]. Смотрю в зеркало на свое отражение.

– Ты очень красивая, – говорит Кайса, и сегодня я с ней соглашаюсь.

В дверях избы ощущаю теплый влажный воздух. Дом полон гостей. Мауно видит меня, и быстрая улыбка проскальзывает на его губах. Он еще не подходит ко мне. Он так великолепен. Но пастор – дерьмо. Вижу это с первого взгляда.

Пастор подходит поздороваться и начинает говорить, глядя на мой живот и набухшие груди. Он поднимает свой вороний клюв и пытается облегчить настроение перед лицом греха предложениями, которые специально выучил для подобных неприятных ситуаций. Вся его сущность дышит превосходством. Он, бедолага, задвинут церковью в медвежий угол, и сразу же вынужден видеть слабость плоти. Сам всеми способами пытается быть совершенным, слишком короткая ряса на нем. Как наполненная жиром гнилая картошка.

Тетя из Торнио разговаривает с матерью. Среди гостей есть также женщины из деревни. Кайса хвалит платье и меня маме, и мама так довольна, что гладит Кайсу по плечу. Мама и сама великолепна в своем синем платье. Она всегда надевает синее, при любой возможности. Когда она переехала сюда из Торнио, старый дедушка спросил ее, потому ли тебя зовут Синикка, что на тебе всегда синяя одежда.

Пастор говорит, что можно начинать. Отец находит меня в толпе гостей.