Джордж Майкл - Семья Майклов в Африке

— Месье Хисаф, мне очень хочется повидать своих родственников. Не могли бы вы показать мне, где они живут?

Он очень удивился, что я еще никого не видел, быстро, сходил за шляпой и тростью и вывел меня на шумную улицу.

— Сначала мы зайдем к младшей сестре твоей матери. Она живет недалеко отсюда, — сказал он, когда мы пробирались сквозь толпу по тротуарам.

Люди вокруг суетились и шумели. Самые энергичные и беспокойные расталкивали всех на своем пути. По булыжной мостовой тянулись навьюченные ослы, погонщики хриплыми голосами выкрикивали:

— Эй, эй, поберегитесь, поберегитесь!

Дорогие «кадиллаки» богатых торговцев беспрерывно сигналили перед верблюдом, который остановился посреди мостовой и задерживал все движение. За нами бежала шумная орава ребятишек, кричавших:

— Бакшиш, бакшиш, во имя Аллаха, бакшиш!

Повсюду около своих товаров сидели на корточках уличные торговцы. Другие расхаживали с лотками на шее, торгуя липкими леденцами и лепешками или же шнурками, щетками и дешевыми гребнями. Продавцы лотерейных билетов тащили их за собой целыми лентами и горланили: «Насиб йя насиб!» (лотерея, лотерея).

Праздная публика прохаживалась по улицам, сплевывая городскую пыль и ритмично постукивая четками. Когда я проходил мимо гадалок, сидевших с поджатыми ногами у своих лотков с песком, они хватали меня за брюки и жалобно выкрикивали какие-то слова, которых я не мог разобрать. Все это было красочно, но убого. Во времена моей бабки жизнь здесь, конечно, была еще более убогой, и теперь я понял, почему ей так хотелось, чтобы ее сын вырастил своих детей в более цивилизованной стране.

— Это старый, бедный район Бейрута, — объяснял мне месье Хисаф. — Простите, что я завел вас сюда, но это самая короткая дорога к дому вашей тетки.

Мы медленно пробирались сквозь суетливую толпу бедуинов, турок, арабов, евреев, сирийцев, ливанцев, американцев — казалось, здесь собрались люди со всех уголков земли. Отчаянно гудели автомобили, громко горланила невероятно пестрая толпа, в которой черное восточное одеяние мужчин и восточная чадра перемежались с европейской одеждой всевозможных покроев. Наконец мы выбрались из района трущоб и вышли на главную улицу с ее нарядной публикой и новейшими моделями американских автомобилей. Среди уличного шума то и дело раздавались резкие свистки полицейского. Он старался упорядочить движение беспокойного потока машин, а нетерпеливые шоферы пытались обмануть его бдительность.

Здесь в витринах современных больших магазинов смешались товары Востока и Запада. Чеканные медные изделия из Сук-эль-Хаддадин, персидские ковры, нейлоновые чулки и белье из Америки, мебель «чиппендейл» и веджвудский фарфор из Англии, глиняные горшки и кувшины из горных районов Ливана — все было собрано на этом космополитическом рынке.

Но вот мы покинули главный проспект и свернули в узкую, крутую улицу, которая вела к Хамра-стрит в Рас-Бейруте. В конце улицы мой проводник остановился и, с трудом переводя дыхание, показал мне на весьма приличный двухэтажный дом, увитый темно-малиновыми бугенвиллеями.

— Вот это дом твоей тетки, — сказал он.

Встреча с родственниками оказалась событием, которого мне никогда не забыть. Мы плакали и смеялись от радости, а потом каждый день в доме устраивались вечера, на которые собирались все родственники, пели песни и читали специально сложенные в мою честь стихи. Веселье затягивалось до утра. Угощали меня по-царски.

У моих двоюродных братьев был английский автомобиль, и они возили меня по всем замечательным местам Ливана. Я увидел собственными глазами удивительную и прекрасную землю, о которой так часто с большой гордостью, а иногда и с большой грустью говорил мой отец. Я увидел стены древних развалин Баальбека — этого памятника великой цивилизации прошлого — и могучие ливанские кедры, которые стояли здесь еще до Рождества Христова, и могилы пророков, давно умерших и ставших прахом, но оставивших людям свои прекрасные мысли и пророчества. С высоты величественных Ливанских гор я мог обозревать эту землю, которая уходила вдаль, сливаясь с горизонтом. Я видел, как за дальние горы величаво садится солнце в потоках разноцветного пламени, разлитого на вечернем темнеющем небе. Память перенесла меня к дням детства, когда я с восторгом слушал живые рассказы отца об этой земле непреходящей красоты. А когда ночь опустилась на горы, я почувствовал себя частицей этого великолепного спокойствия, разлитого вокруг.

Я был полон мыслей о великом прошлом Ливана, которое так отличалось от его настоящего. Меняются времена, меняется мир и люди в нем. И кто может сказать, к лучшему эти перемены или к худшему? Нравы и обычаи одного народа иногда не имеют никакого смысла для другого, однако существуют и такие обычаи, которые понятны всем, всегда и везде.

Многие ливанцы, разбросанные по всему свету, стараются сохранить в целости традиции своего народа. Но, увы, ассимиляция неизбежна, и, несмотря на усилия многих стойких патриотических семей оживить эти умирающие обычаи, сила западной цивилизации одолевает все и растворяет национальные особенности в единообразии современной жизни. Я бы не хотел увидеть древнюю землю Ливана совсем утратившей свою индивидуальность, за которую она так упорно держалась целые столетия. Но этот процесс в Ливане уже начался, и я видел неоспоримые доказательства. Манера есть, спать, одеваться, говорить, особенности свадебных обрядов и семейного воспитания все меняется под влиянием Запада.

Старые обычаи были целесообразны. Они придавали народу особое достоинство и особые черты, которые отличали его от всех других народов. Они составляли основу существования и смысл жизни. И они делали наглядным понятие «независимость».

Все же я покидал Ливан с чувством большого удовлетворения, так как исполнил наконец волю своего отца, который очень хотел, чтобы я побывал в его родной стране.

Глава вторая

Целлулоидные джунгли

Я прибыл в Лондон в конце 1952 года. Эта была моя первая поездка в Англию, и я не знал, что меня там ожидает. Я вез с собой плоские металлические коробки с пленками фильма «Ярость Африки», который хотел продать.

В Лондоне я никого не знал, но в газете «Дейли экспресс» работал знакомый одного моего друга в Претории. Мой друг посоветовал мне снять номер в отеле и сразу же позвонить его приятелю в «Экспресс», чтобы выяснить, не знает ли тот какого-нибудь режиссера или продюсера, кто мог бы заинтересоваться моим фильмом.