Джой Адамсон - Моя беспокойная жизнь

Гверец не было видно шестнадцать дней. Когда я снова встретила их в глубине леса, самка сидела совершенно неподвижно, сгорбившись, и на руке у нее виднелось что-то красное. Посмотрев в бинокль, я обнаружила мордочку детеныша и заметила белый хвостик около тринадцати сантиметров длиной, переброшенный через руку матери. Маленькая обезьянка была белоснежной, если не считать ее красноватой мордочки. Через десять дней у малыша появились черные ушки, хорошо гармонировавшие с большими черными глазами. Я назвала его Коли.

Вскоре мне пришлось на месяц уехать, а когда я возвратилась, кисти рук и ступни Коли стали уже черными, его руки и лицо — серыми, а лоб отделялся от остальной части лица тонкой белой полоской. Мать и детеныш очень любили друг друга. Отец же обычно держался на расстоянии, но зорко следил, не грозит ли им какая-нибудь опасность.

Я всегда считала, что способность обезьян прыгать с ветки на ветку врожденная, но теперь, увидев, как Коли перепрыгивает с одного родительского плеча на другое, поняла, что день за днем родители увеличивают расстояние, которое детенышу приходится преодолевать, и таким образом развивают у него чувство равновесия.

Вскоре малыш стал очень живой обезьянкой — он висел на ветке, держась за нее одной рукой, беспрестанно вертелся и качался из стороны в сторону. Он стал также бесцеремонным и иногда замахивался веткой на своих родителей или даже вырывал у них листья прямо изо рта. За все эти проделки его справедливо награждали шлепками.

Когда Коли не мог взобраться на дерево из-за того, что кора была слишком гладкая, а ствол слишком толстый, мать помогала ему, усевшись на развилку ветвей над ним и опустив вниз свой хвост так, чтобы он использовал его как веревочную лестницу.

Семья гверец совсем привыкла к нам и спокойно оставалась на деревьях, когда мы были поблизости, но, если к нам приходили гости, обезьяны все удирали в лес. Начало дождей было новым испытанием для Коли, хотя он редко мокнул под дождем, потому что мать обычно прикрывала его руками и заботливо укутывала его тело своей пелериной. Во время сильной грозы вся семья забиралась на верхушки деревьев, и я решила, что они это делают для того, чтобы избежать ломающихся от ветра ветвей.

Мне снова пришлось покинуть Эльсамер на несколько недель, и после того, как я вернулась, мне сказали, что одна из обезьян-родителей отсутствует уже две недели. Рано утром на следующий день мы начали поиски и наконец нашли отца Коли на дереве мертвым. Когда мы сняли его тело, то обнаружили, что оно изрешечено пулями. Мой сосед был в это время в отлучке и оставил своих слуг с ружьями и несколькими собаками для охраны своего имущества. Несомненно, они и убили отца Коли, надеясь получить несколько шиллингов за его шкуру или продать его хвост, и качестве метелки, пригодной для того, чтобы отгонять мух. Я сразу же отправилась разыскивать Коли и его мать и нашла их, тесно прижавшихся друг к другу, на одном из соседних деревьев. Они оставались там два дня, а потом вновь переселились поближе к дому.

Коли очень вырос. Меня поразило также сильно постаревшее лицо его матери и глубокие морщины вокруг ее носа. Было грустно видеть, как она смотрит в пространство, прижимая к себе малыша Коли, который прячет голову между ее подбородком и коленями. Их позы выражали явное горе. Обезьяны были сильно травмированы, и прошло много времени, прежде чем они снова начали играть.

В апреле 1972 года мне позвонил один фермер и спросил, не возьму ли я детеныша гверецы. Его мать, вероятно, была разорвана собаками, когда она совершала набег на огород. Я надеялась, что наша гвереца примет маленького детеныша, и отправилась к фермеру, чтобы забрать его. Дочь фермера показала мне обезьянку, выглядывавшую из-под ее джемпера. Судя по окраске шерсти, ей, по-видимому, было два с половиной месяца.

Когда девушка передавала обезьянку мне, та отчаянно ухватилась за ее шерстяной джемпер и с большими колебаниями согласилась довольствоваться моей курткой. Она также отказывалась пить молоко из новой бутылки, и мне пришлось попросить фермера одолжить старую. Мне сказали, что детеныш быстро привык пить из бутылки через каждые два часа сгущенное молоко, разбавленное на две трети водой с небольшим количеством глюкозы, — питание, которое я еще раньше предложила фермеру по телефону.

Когда мы вернулись в Эльсамер, она тихонько вскрикнула, и, хотя ее крик был слабым, Коли и его мать примчались к нам и, остановившись на расстоянии нескольких метров, смотрели на детеныша как зачарованные. Рано утром мать Коли позвала малыша, и он мгновенно отозвался. Мне хотелось бы позволить обезьянке присоединиться к семейству гверец, но я не хотела рисковать и поместила обезьянку в загон. Немного погодя, когда я играла с малышом на лужайке, позвонил телефон, и, посадив обезьянку в клетку, я пошла в дом. Вернувшись, я увидела, что мать Коли просунула руку в клетку, а детеныш за нее ухватился. Тогда я решила переложить ответственность за сироту на Коли и его мать. Когда дверца клетки была открыта, малыш мгновенно выскочил из нее и, подпрыгивая, изо всех сил помчался к своей приемной матери. Она встретила его на земле, прижала к своей груди и моментально взлетела с ним на вершину дерева. Малыш сейчас же перестал кричать. Наблюдая в бинокль, как они обнимались и прижимались друг к другу, я размышляла, правильно ли я поступила. Сможет ли мать Коли сохранить жизнь малышу, несмотря на отсутствие у нее молока? Я раздумывала также о том, сможет ли такой маленький детеныш уже питаться листьями, хотя я и заметила, как он засовывал их в рот. Мои опасения возросли, когда через двое суток я увидела, что малыш все больше и больше худеет.

На рассвете я услышала призыв матери Коли и обнаружила детеныша в чаще с поникшей головой, едва живого. Я внесла его в дом, положила к себе на колени и дала ему молока и глюкозы. Мы с ним немного поиграли, пока, к моему сожалению, его крошечная ручка, охватывавшая мои пальцы, не ослабела и он не перестал дышать.

Памятуя об этом, я спасла в 1975 году двух однолетних самок гверец, которые находились в неволе пять месяцев. Я назвала их Лонг-Тейл (Длиннохвост и Шорт-Тейл (Короткохвост); помимо этой разницы, они имели и различный темперамент. Короткохвост был быстрым и довольно агрессивным, а Длиннохвост — медлительным и добродушным. Через два с половиной месяца я уже могла спокойно отпустить их в лес разыскивать пищу. Как Коли, так и его мать проявляли к ним большой интерес с самого момента их появления у нас, но прошло еще пять месяцев, прежде чем я увидела, как мать Коли обнимает за плечи тесно прижавшихся к ней сирот. Теперь они стали единой и счастливой семьей.