Дикая собака - Пекка Юнтти

Иду к нижнему склону, касаюсь черного сухостоя, уголь которого пачкает кончик пальца. Тошнота приходит без предупреждения, как прилив, и заполняет глаза слезами. Кислый, вонючий желудочный сок вытекает из носа. Сжимаюсь, прислонившись к черному стволу. Он пачкает мою шерстяную кофту. Аарно, хромая, приближается ко мне.

– Дорогая, что случилось? – спрашивает он запыхавшись.

– Иди отсюда, – кричу я и машу в воздух. Кулак попадает Аарно в бедро. Аарно отступает к дороге и спрашивает оттуда, может ли он чем-нибудь помочь.

Когда приступ проходит, вытираю слезы. Чувствую легкость. Смотрю на полупереваренные ошметки картошки и сига у корня сухого дерева. Сгустки валяются на обожженном лишайнике, как сперма Аарно на его покрытом седыми волосами животе. Разумнее было бы разбрызгать ее на это.

Поднимаюсь. Аарно идет по дороге, разводит руками и пытается придумать, что сказать. Прохожу мимо него.

– Поедем, – говорю я и сажусь в машину, хлопнув дверью.

В машине Аарно сожалеет, что привез меня сюда. Он объясняет, что иногда обычному человеку может быть ужасно сложно разобраться в лесоводстве.

– Вырубки и пожоги напоминают лесной пожар, который является совершенно естественной частью жизненного цикла наших лесов. Хотя, конечно, правда и в том, что наша развивающаяся молодая страна нуждается в сырье для промышленности.

– Ты смеешь, сатана, навязывать здесь еще свои мысли!

Аарно замолкает. Он возвращается к большой дороге в сторону Рованиеми. Я смотрю в боковое окно и кусаю губу, чтобы не заплакать. Там нет ничего естественного. Это поля сражений, безбрежные кладбища, Ихантала летом сорок четвертого года. Отец рассказывал об этом.

– Отвези меня домой, – прошу я.

– Не поехать ли нам лучше туда, к озеру Маранен? – восклицает он с испуганным видом.

– Мы никогда туда не поедем, – произношу я, отводя взгляд в сторону, прежде чем глаза успеют наполниться слезами. За окном мелькает лес.

Аарно останавливает машину на перекрестке Раануярви. Он сидит за рулем, как поганый гриб, и не встает, чтобы открыть мне дверь. Надулся, поскольку не успел вскочить на меня, хотя так был уверен в этом.

– Как в дальнейшем? – спрашивает Аарно, глядя на меня. Он ужасно красивый, хотя такой старый и ненормальный. – Встретимся ли мы еще?

– Я жду от тебя ребенка, – выпаливаю я ему, хватая рюкзак из-под ног и выпрыгивая из машины. – Но я не буду долго ждать, черт возьми! – Хлопнув дверью, бегу в лес.

Слышу, как открывается дверь машины. Аарно кричит мне вслед. Лишь ускоряюсь, сосны шумят. Он меня не получит.

Самуэль

Сентябрь 2009

– Сбавь! ты убьешь нас! – кричал я сквозь шум двигателя Ааве. После разговора с бабушкой она стремглав помчалась к своей машине. Я метнулся вслед с обувью в руках и едва успел сесть, как раз перед тем, как она начала выезжать на шоссе задним ходом.

– Черт возьми, я с него шкуру сниму! – бушевала Аава. Щебень барабанил по днищу, на поворотах машина вылетала за пределы дороги. Я сжал ручку двери и попытался успокоиться.

– Мы умрем, Аава. Потише.

– Здесь умрет кто-то совсем другой.

После нескольких длинных прямых прогонов и безрассудно изогнутого перекрестка я начал догадываться, куда мы едем, но не понимал почему. Наконец Аава затормозила во дворе Пестуна так, что щебень гирляндой разлетелся на иссушенную летом землю.

Пестун точил топор, сидя на открытом крыльце. Он отложил свои инструменты, вытер руки о штаны, тряхнул волосами и сделал несколько шагов навстречу. Аава выскочила из машины, побежала к нему и начала орать.

– Чертовы свиньи! Вы жалкие ублюдки!

Она подошла к Пестуну вплотную, подняла руку, словно хотела ударить, и выпалила суть дела.

– Как вы смеете угрожать из-за одной собаки, прости господи!

Пестун поднял руки и медленно попятился, словно опешивший юнец хаски, которого тренировала альфа-самка стаи.

– Мне известны ваши игры с розами. Знай, что, если вы прикоснетесь к Саму, я убью вас голыми руками! – выкрикнула Аава и побежала назад к машине.

Все произошло так быстро, что я не успел ничего, кроме как выйти и встать рядом с машиной. Взглянул на Пестуна – он казался растерянным и грустным, развел руками, словно пытаясь что-то сказать, но не нашел слов. Да у него и не было времени, потому что мы снова были на дороге.

Аава колотила по рулю.

– Разве это не прекрасное место? Разве это не великолепные окрестности? Из-за одной собаки. Подумай!

Я согласился и успокоился. Может быть, это ничего и не значило, однако не стоило ехать так, чтобы шины отрывались от дороги на каждом повороте, но Аава не слушала. Она была порогом в половодье, который не спрашивает направления. Она гремела и бушевала, но, когда мы въехали во двор зеленого дома и машина остановилась, мгновенно стихла. Взглянула через лобовое стекло на стену сарая, а потом на меня. В глазах была паника.

– Саломо, – произнесла она и снова помчалась, как убегающий олень, вприпрыжку через двор, влетела на крыльцо и захлопнула за собой дверь. Я вылез из машины, покружился на месте, словно ища потерянную шапку. Наконец медленно пошел за ней следом. Сорока летала над лугом, шмель жужжал на последнем одуванчике лета, росшем у крыльца. Есть же все-таки еще в мире какой-то порядок.

Нашел Ааву в ее комнате. Она сидела на кровати с побледневшим лицом. Ящик комода был выдвинут. Из него торчали пластиковые соломинки, окатанные камушки, афиша кумира с фотографией молодого Джонни Деппа. Аава посмотрела на меня со слезами на глазах и подняла с колен прозрачный полиэтиленовый пакет с тремя высушенными розами. Она прошептала:

– Цветы Саломо.

Айла

1948

Втыкаю штыковую лопату в основание ели Арвиити и слышу шорох ветвей.

– Извини, – говорю я и снова ударяю. Под толстым слоем мха с торфом раскрывается гладкий, красноватый гравий, на поверхности которого сантиметровый промерзший слой. – Прошу прощения, что я была такая тупица. Я только очень хотела увидеть город.

Я сделала ошибку. Ошибки надо исправлять. Ребенок от такого мужчины, ниже этого упасть невозможно. Если бы отец узнал, он бы выбросил меня на дорогу и убил себя. И не зря.

Достаю из кармана перчатку. Украла ее из машины Аарно. Это блестящая коричневая новая кожаная перчатка, настоящая перчатка господ. Теперь Аарно ищет ее там, сердится, куда ее затолкал. Пусть купит новые, богач.

– Мне перчатка нужна больше. И тебе. Вам.

Ветви тяжело вздыхают. Дерево низко наклоняется, и я пугаюсь, что верхушка сломается.

– Не надо, – прошу я дерево. – Я исправлю это. Поверь мне. Я подставлю живот Сонни для удара копытом или схожу к бабке