Сергей Кучеренко - Корень жизни: Таежные были

Мои опасения оправдались: следы тигра потянулись в верховья Свекровкиной. Сопки круто спускались к реке справа и слева. Подо льдом глухо шумела вода. В одном месте тигр провалился. Потом катался в снегу, сушил свою шубу. Полежав немного, он пошел берегом реки.

Путь мой и на третий день был тяжел, ноги скользили по камням, пихтач и кустарники цеплялись за одежду на каждом шагу. Валежины и выворотни приходилось огибать почти все время. А тигр прет и прет. Куда? Ведь не видно ни кабаньих, ни изюбриных следов, все звери остались внизу, в кедрачах и дубняках. А здесь — одни юркие соболи да осторожная кабарга.

Пантелеймон тоже, наверное, сообразил. Одна лежка на боку, вторая, третья… Зверь явно раздумывал. После очередной лежки он двинулся к реке, пересек ее и повернул вниз, обратно. Здесь идти легче, место ровное. Начался кедрач. А вот и совсем отлично — тигр вышел на старые затесы давней тропы и уверенно повел меня по ней, как по дороге, вниз по Свекровкиной. Давно бы так, думаю, а то совсем измотал меня по валежнику…

Не знакомый с местностью человек вряд ли шел бы так легко по этой тропе, потому что ее под снегом не видно, а затески попадались редко и плохо различались. А вот тигр шел как по асфальтовой дорожке. Лишь однажды он не уловил вовремя крутого поворота, но тут же нашел его. Я и раньше неоднократно отмечал, что тигры, во-первых, любят ходить по дорогам и тропам, а во-вторых, великолепно их помнят. Зрительная память у них изумительна. Впрочем, справедливости ради замечу, что так же совершенна она и у многих других зверей.

Идти по тропе было легко и приятно. Вдруг мне показалось, будто кто-то смотрит на меня справа. Я повернулся и увидел семью изюбров, стоявших неподвижно.

Звери хорошо знают, что неподвижное трудно замечается, вот они и замерли в надежде: авось человек пройдет мимо. А как только поняли, что обнаружены, стремглав кинулись прочь. Не в пример кабарге, они бежали красиво и как-то благородно, легко перебрасывая свои крупные тела в пышной светло-бурой шерсти через валежины и кустарники.

Как будто понимая мое миролюбие, изюбры отбежали самую малость и затихли, прислушиваясь. Может быть, и они способны отличать вооруженного человека от безоружного?

Долина речки заметно расширилась. Было много зарослей хвоща, который особенно любят изюбры. Их следов становилось все больше и больше. Трижды пытался тигр скрадывать здесь добычу, но все неудачно. Характерно, что и эти изюбры убегали от тигра не дальше двухсот метров и начинали пастись как ни в чем не бывало. Видимо, знают, что бегать тигры не любят. Вернее, не могут долго бежать.

О способности различных животных к длительному бегу можно судить по размерам сердца. Наш Пантелеймон весит примерно 190 килограммов. У самца с такой тушей масса сердца около 750–780 граммов, а вот у быка изюбра с подобным живым весом оно почти в два раза больше. К тому же у быка длинные и сильные ноги.

Интересной была очередная неудачная попытка тигра заграбастать изюбра. Бык пасся в редком крупноствольном лесу на ровном чистом месте. Казалось бы, в таких условиях подкрасться к нему невозможно, но, вероятно, в то время дул благоприятный для тигра ветерок, и он решил попытать счастья.

Пантелеймон полз, подолгу затаиваясь за кустами и деревьями. Когда расстояние сократилось метров до двадцати, бык, видимо, заметил тигра, но тот замер, а изюбр ловил струи воздуха, пытаясь убедиться в опасности своим обонянием. Бык стоял к тигру боком. Нетрудно догадаться, что свой прыжок тигр сопроводил оглушительным ревом, дабы парализовать жертву. Не тут-то было! Бык метнулся в сторону и птицей перелетел через несколько молоденьких елочек. Тигр бросился ему наперерез, но при попытке с ходу круто изменить направление атаки не удержал равновесия, проехал юзом по земле, вскочил, затем промчался частыми стремительными и короткими прыжками около сорока метров и… видя бесцельность погони, лег. Лежал на брюхе, вытянув передние лапы и положив на них голову. А хвостом в злобе хлестал снег.

Вморозив в снег несколько волос с брюха, тигр резко изменил свой маршрут — взял направление на очень низкий перевал в Яшкин ключ. Места те мне были знакомы. В ключ Пантелеймон не стал спускаться, а, поднявшись на перевал, свернул влево и пошел водораздельной линией между речкой Свекровкина и ключом Яшкина. Здесь пролегла наторенная им тропа, с которой хорошо просматривались склоны сопок.

Там был крутой скалистый обрыв, который изюбры, спасаясь от волков, использовали в качестве отстоев. Тигр спустился к подножию этого обрыва и переворошил здесь снег. Видно было несколько выбеленных дождями и солнцем изюбриных черепов, в том числе два с великолепными рогами. Не найдя ничего съедобного, зверь залез на скалу. Ушло у него на это минуты две, а я потратил не менее получаса, изодрав о камни ладони, штаны на коленях порвались… А когда, в который уж раз падая, схватился за аралию и сильно поранил руку, я очень неуважительно обозвал Пантелеймона… матрасом полосатым.

На скале тигр долго грелся на солнце, а я кипятил чай. Отдохнув, пошли дальше. Разумеется, я шел теперь после тигра дней на десять — пятнадцать позже. Идти стало намного легче, так как тропка повела по отлогому склону вниз. Я надеялся, что тигр спустился этим хребтом в долину Васильковки, откуда до охотничьего зимовья было несколько километров, но у зверя оказались другие планы. Полежав на небольшом чистом пригорке, он что-то учуял и маленькими шагами начал спускаться наискось по склону. Несколько раз ложился, полз. Потом огромные прыжки — и вот оно, место трагической развязки. Я его сразу не заметил потому, что оно находилось за большой валежиной. Молодая изюбриха погибла на лежке, так и не успев вскочить. Тигр съел заднюю часть тела и один бок до лопаток. Все остальное зарыл в снег. Колонки же успели набить к остаткам тигриной трапезы плотные тропки.

Я прикинул расстояние, откуда тигр учуял изюбра — около ста двадцати метров. Значит, у него не такое уж и плохое обоняние, как считают многие. Разве только ветер был в его сторону.

Но вот почему тигр не доел тушу?

В километре отсюда нашел задавленного хищником и брошенного поросенка. Его уже до скелета расклевали вороны и растаскали колонки. Ясно, что кабанчик был убит просто так или почему-то не понравился Пантелеймону. Может быть, он был худой или больной?

После полудня, к вечеру, след тигра повел в крутую сопку. Куда, зачем, почему — я ничего не мог понять. Как будто Пантелеймон от избытка энергии решил основательно поразмяться на кручах.

Остались внизу кедровники, дубняки. Все реже и реже попадался кустарник. Я угрюмо плелся среди мертвых камней, с безысходной тоской умоляя тигра повернуть вниз.