Сергей Алексеев - Ох, охота!

М. Лебедев. Сострунка медведя в лесу

Особенно агрессивными бывают медведицы, когда водят медвежат-сеголетков. Материнский инстинкт развит ничуть не меньше, чем у человека, защищая детенышей, самка с яростью набрасывается и на человека, и на других зверей, и даже на своих прошлогодних детей — пестунов, которые иногда все еще таскаются за маткой и из ревности могут задавить медвежонка. Кстати, пестунами их называют потому, что якобы они ложатся в берлогу с матерью, дабы потом, когда в феврале появятся детеныши, пестовать, нянчить их. Все как раз наоборот: во-первых, медведицы редко приносят приплод каждый год, поэтому и зимуют с детьми в одной берлоге; во-вторых, самка никогда не ляжет с пестуном, если беременна, ибо из той же ревности он непременно передавит своих братьев и сестер. Какое уж тут нянчить! Я несколько раз наблюдал, как за маткой с медвежатами таскаются, правда на приличном расстоянии, не пестуны, а позапрошлогодние дети, в которых уже весу по центнеру. То есть привязанность к матери у медведей очень сильная, что говорит об их высокой организации. Это не зайчата, единожды насосавшись материнского молока, в тот час разбегаются и потом сосут любую встретившуюся зайчиху. Так что если вы случайно увидите медвежонка — а они чаще попадаются на глаза, поскольку ходят еще открыто и без всякой осторожности, лучше всего немедля уйдите из этого района, ибо матка находится где-то поблизости и, возможно, уже скрадывает вас. Однажды я наблюдал в бинокль с другого берега шумной горной реки за взаимоотношениями медведицы и ее детей, надо сказать, довольно жесткими и далекими от идиллии. Самка вышла на кормежку — ворочала на скалистом берегу камни и что-то доставала из-под них, скорее всего, червей и жуков, а два ее медвежонка, как и положено ребятишкам, шалили возле ее ног, сцепившись, барахтались, кувыркались и случайно подкатились прямо под лапы матери. Та отмахнулась от них, как от посторонних, мешающих предметов. В результате чего один словно мячик улетел по каменной осыпи вниз и исчез. А за осыпью была отвесная скала, уходящая в реку, и я решил, что звереныш погиб. Матка же продолжала преспокойно кормиться, а второй медвежонок притих и тоже начал что-то там доставать из-под мелких камушков. И тут на осыпи показался второй, живой и здоровый, но побитый и усмиренный, присоединился к семейству и стал искать корм. Однако мирная картинка длилась всего несколько минут, после чего медвежата опять сцепились мериться силой.

Кстати, характер у медведиц, как и у русских женщин, очень разный, и встречаются иногда даже покладистые, почти смирные, не желающие связываться с человеком, но чаще все-таки резвые, решительные и напористые. Однажды мы с Сережей К. сели на одном поле на соседние лабазы, расположенные метров на 300 друг от друга. Через полчаса слышу за спиной шорох в зарослях люпина и звуки движения — точно, как стадо кабанов. Я изготовился, но в это время на поле являются три медвежонка и начинают резвиться. Оглядываюсь назад, а прямо под лабаз, через лог, покрытый лесом, валит черная медведица. И только поднялась в горку, как меня почуяла, но не побежала, а хищно ощерилась, как тигрица, и вдруг заорала! Осенний вечер, тишина, безветрие, и потому эхо еще громче. Я на всякий пожарный карабин наставил и не знаю, что делать: стрелять нельзя, потом меня с потрохами съедят, а слезть и уйти невозможно. Медведица сидит под лабазом так близко, что протяни руку с карабином, и морды достанешь. И ревет, как заводная, громогласно, раскатисто — мороз пробирает! А еще делает короткие, пугающие рывки, словно прыгнуть собирается.

Проходит пять минут, я уже пообвыкся к такому соседству, да и ей вроде пугать меня наскучило, пореже стала реветь. Тогда я глотку напряг и как зарычу — она на меня. И так мы переругивались минут сорок, уже темнеть стало, а медвежата барахтаются в овсе, как ни в чем не бывало, видно, привыкли к скандальной матушке. Я пробовал разговаривать с ней, стучал прикладом по доскам, менял интонации рева, рычал угрожающе, почти ворковал любезно, пока глотку не сорвал и не охрип — она не внимала. Ну что тут делать? Звать Сережу, но чем он поможет? Еще и в лапы ей угодит. Думаю, ладно, если поговорить на зверином языке не удается, завалю ее, а медвежат переловим, не пропадут. Конечно, разборка будет, как да почему, охотовед Виктор А. мужик занозистый, в общем греха не оберешься. Но не ночевать же на лабазе, когда ночью уже ноль и иней прихватывает, а я в легкой куртке. Правда, оставался еще один способ — стрелять вверх, может образумится и уйдет, но это последний шанс да и то ненадежный. Вдруг от выстрелов она станет еще агрессивнее и полезет ко мне на вышку? Между тем уже сумерки, черная медведица почти растворилась в темноте и только светлая трава отбивает ее контуры. Я ногами переступил, а ей что-то не понравилось — прижалась к земле и не прыгнула, а как спортсмен, обозначила прыжок, в голове его проиграла. Ничего уже не оставалось, как выстрелить вверх, попробовать испугать ее, а то она, может, темноты ждет, чтобы ко мне забраться. И тут произошло странное: едва я поднял карабин и снял с предохранителя, как она мгновенно отскочила в лог и заревела оттуда призывно. Медвежата в тот час порскнули с поля, пробежали под лабазом и оказались рядом с ней — зрелый люпин защелкал семенем в стручках. Матка зарычала еще раз, с интонацией, будто говорила, мол, ну, погоди, мы еще встретимся, и повела семейство в сторону лесного массива. Шла и орала, оглашая пространство. Я быстренько слез с лабаза и скорее в другую сторону, а Сережа уже навстречу бежит — обрадовался, что я жив. Он сидел на своем лабазе и ничего понять не мог: то ли меня там уже едят, то ли мы деремся в рукопашную, потому что выстрелов нет. Причем, он отчетливо слышал рев крупного медведя и пестуна — пришлось признаться, что арию последнего исполнял я.

Когда мы вернулись домой и рассказали охотоведу, что произошло, Виктор ничему не удивился, поскольку об этой медведице слышал уже не первый раз и пожалел, что я не стал стрелять. Дескать, эта самка наверняка людоедка и от этого нет страха перед человеком, и ввиду ее опасности лучше бы изъять ее из природы, поскольку она теперь натаскивает своих детей, которые будут такими же. Но другого случая встретиться с ней больше не представилось, да и, откровенно сказать, не очень-то и хотелось.

Однако самым опасным медведь становится после ранения и в том случае, если он унюхал или узрел (зрение, кстати, у медведей довольно слабое) своего обидчика. И ладно, если вы стреляли с лабаза, но если с подхода, то убегать от него бессмысленно и лучше, исполнившись хладнокровия и не сходя с места, стрелять, пока он прыжками несется к вам, и в последний миг отскочить в сторону. Впрочем, все советы здесь мало чему помогут, действовать нужно по ситуации и, самое главное, не терять присутствия духа и не паниковать.