Моя Индия. Наука джунглей. Храмовый тигр - Джим Корбетт

есть возможность заниматься охотой или рыбалкой, — а в большей части районов Индии они есть, — не надо лишать их удовольствия выбрать тот вид спорта, который кажется им наиболее привлекательным и более всего подходит к их физическим данным, или же, напротив, понуждать заниматься нелюбимым спортом. Принуждение, как бы искусно оно ни было завуалировано, даже если объективно оно и совпадает со склонностями личности, делает, по-моему, занятие любым спортом безрадостным.

Когда я заболел тяжелейшей пневмонией и жизнь, словно вода между пальцами, истекала из моего тела, Том помог матери и сестрам поставить меня на ноги. Чтобы вновь пробудить во мне интерес к жизни, он сделал первую в моей жизни рогатку. Сидя на моей кровати, Том вытащил ее из кармана, передал мне в руки и, взяв с прикроватного столика чашку говяжьего бульона, сказал, что я должен его выпить, если хочу набраться сил для стрельбы. После этого без всякого сопротивления я делал все, что предлагалось, и, пока силы восстанавливались, Том поддерживал мой интерес к жизни рассказами о джунглях и пояснениями, как надо пользоваться рогаткой.

От Тома я узнал, что год — для охотников — делится на две части: охотничий сезон и месяцы, когда охота запрещена. Когда охота запрещена, мне не разрешалось пользоваться рогаткой, потому что в это время птицы гнездятся и жестоко убивать их, пока они насиживают яйца или выкармливают птенцов. Когда охота разрешена, пользоваться рогаткой можно свободно, стреляя в птиц, при условии, что каждая убитая птица будет использована по назначению. Зеленых и сизых голубей, которые обитают в наших горах, можно стрелять для стола, из всех остальных птиц можно набивать чучела. Когда пришло время, Том дал мне для этого специальный нож и кусок мышьякового мыла. Знание таксидермии не входило в число достоинств Тома. Поэтому однажды, когда он возился с тушкой фазана, из которой собирался сделать чучело, я придумал, как можно быстро снять шкурку, а позднее на практике усовершенствовал свою выдумку. Наш кузен Стефен Диз составлял в это время книгу о птицах Кумаона, и большинство из четырехсот восьмидесяти цветных иллюстраций к ней были выполнены по чучелам птиц из моей коллекции или по экземплярам, которые я подбирал специально для него.

У Тома было две собаки: Поппи, рыжая дворняжка, которую он подобрал умирающей от голода на улицах Кабула во время второй афганской войны и взял с собой в Индию, и Магог, бело-коричневый спаниель с роскошным пушистым хвостом. Для маленьких мальчиков Поппи не представлял интереса, а вот у Магога хватало сил даже немного покатать меня, кроме того, он был более благодушным и всячески выказывал свою привязанность ко мне, взяв на себя роль моего защитника. От Магога я научился, что бродить возле густых зарослей неразумно, потому что там могут спать животные, которые, если их побеспокоить, способны напасть. Благодаря ему я понял, что собака может так же бесшумно пробираться сквозь джунгли, как кошка. С Магогом у меня хватало смелости забираться в такую чащобу, куда я раньше не отваживался проникать, и однажды, в пору моего увлечения рогаткой, мы попали в переплет, чуть было не стоивший ему жизни.

В то утро мы уже отправились в путь, чтобы пополнить мою коллекцию алой нектарницей, когда Дансай, вышедший на прогулку со своей собакой Скотти по прозвищу Чертополох, нагнал нас. Собаки друг друга недолюбливали, но сдерживались и не дрались. Через некоторое время Чертополох поднял дикобраза и Магог, не обращая внимания на мой окрик, присоединился к гонке. У Дансая было шомпольное ружье, но он не мог стрелять, боясь попасть в собак, гонявших дикобраза из стороны в сторону и пытающихся укусить его. Пробежки не входили в число любимых занятий Дансая, и вдобавок бежать мешало ружье, поэтому вскоре дикобраз, две собаки и я оставили его далеко позади. С дикобразами вообще неприятно иметь дело, потому что хоть они и не могут метать свои жесткие и упругие иглы, но, защищаясь или атакуя, они поднимают их и пятятся.

Прежде чем присоединиться к погоне, я сунул рогатку в карман и вооружился крепкой палкой, но помочь собакам не мог ничем, потому что стоило мне подступить к дикобразу, как он бросался на меня, и только вмешательство собак спасало от игл. Травля продолжалась уже на протяжении полумили, и мы приближались к глубокому оврагу, в котором дикобразы нарыли себе нор, когда Магог ухватил дикобраза за нос, а Чертополох вцепился ему в горло. Дансай подоспел в тот момент, когда схватка была уже практически закончена, и, для полной уверенности, всадил в дикобраза заряд дроби. Обе собаки пострадали во время преследования, их раны кровоточили. Мы вытащили все иглы, что смогли, Дансай перекинул дикобраза через плечо, и мы заспешили домой — попытаться с помощью пинцета вытащить обломки, которые невозможно было вытянуть пальцами: у дикобраза иглы с зазубринами и крепко застревают в коже.

У Магога был трудный день. Ночью он часто кашлял, и всякий раз большой сгусток крови оказывался на соломе, где он лежал. К счастью, следующим днем было воскресенье, и из Найни-Тала приехал Том — провести выходной дома. Он обнаружил, что одна игла обломилась прямо в носу Магога и обломок там и остался. В конце концов, после множества безуспешных попыток, Том ухватил щипчиками обломившийся конец иглы в шесть дюймов длиной и вытащил его. Толщина игл была такова, что они годились для изготовления перьевых ручек. После того как иглу удалили, хлынула кровь, а так как у нас не было никаких кровоостанавливающих средств, то жизнь Магога висела на волоске. Однако заботливый уход и питание восстановили его силы. То же самое было и с Чертополохом, который, правда, вышел из схватки с дикобразом с меньшими потерями.

Вскоре после того, как у меня появилось замковое ружье, о котором я расскажу вам позднее, со мной и Магогом произошли два интересных случая: один в Каладхунги, а другой в Найни-Тале. Все земли в окрестностях деревни Найя-Гаон, о которой я уже где-то упоминал, в это время были полностью распаханы. Между полями и ручьем Дунигар оставалась полоса джунглей, перемежавшихся открытыми полянами. Шириной этот кусок леса был от четверти мили до полумили. Ровно посередине между ручьем и краем ближайшего поля через джунгли проходила звериная тропа, изгибы которой приблизительно повторяли извилины русла. Джунгли по обе стороны потока были полны дичи. Там водились кустарниковые куры, павлины, олени и свиньи. Отправляясь кормиться на поля и возвращаясь обратно, вся эта живность, наносившая большой ущерб посевам, пересекала тропу. На этой-то