По горам и пустыням Средней Азии - Владимир Афанасьевич Обручев

к ночи лошадей, дали им по снопу зеленого сена (люцерны или клевера), которое они купили у туркмен, и привязали к колышкам, вбитым в песок. Старик, принесший снопы, посидел у огонька; казаки знали немного по-тюркски и с грехом пополам объяснялись с ним. Он иногда ездил в город, куда возил молоко и сухой творог для продажи.　

Ночь прошла не совсем спокойно. Я лег на своем войлоке возле сум, конечно не раздеваясь, только сняв сапоги. Вблизи жевали и пофыркивали лошади, от соседних юрт доносилось по временам блеянье баранов, лай собак, рев верблюдов. Один из казаков сильно храпел. Поднявшаяся луна на ущербе светила в глаза и заставила повернуться на другой бок, а с этой стороны порывы легкого ветра по временам осыпали лицо песком. Я начал понимать, что палатка необходима для ночного отдыха геолога и обеспечивает успешную работу днем, но надеялся, что привыкну к ночевке под открытым небом, подобно казакам, которые спали мертвым сном. В Кызыл-арвате меня уверяли, что ночевать всегда можно в юртах у туркмен. Но когда я заглянул вечером в юрту наших соседей и увидел, сколько там женщин и детей, какой там воздух и сколько вокруг юрты скопилось баранов и коз, я понял, что ночлег в юрте будет еще беспокойнее, чем на свежем воздухе. И, действительно, за все время путешествия мне пришлось пользоваться гостеприимством туркмен в исключительных случаях, когда они могли предоставить отдельную свободную юрту.　

Проснулись, конечно, рано, при первых лучах солнца и под звуки усиленного блеяния баранов и коз, которых пригнали к колодцу для водопоя. Осмотр всех колодцев на пути входил в мою задачу; нужно было определять их глубину, качество и количество воды, ее температуру. Этот колодец был глубиной около 5 м до уровня воды, образовавшей перед водопоем слой в 1 м; вода была пресная, но мутноватая. Стенки вверху были закреплены плетнем из прутьев, но глубже крепления не было, виден был песок. Черпали воду кожаным ведром на шерстяном аркане и выливали ее в небольшую колоду, выдолбленную из ствола тополя; из колоды скот пил ее. Почва вокруг колодца была пропитана экскрементами, а так как устье колодца было наравне с поверхностью земли и ничем не закрывалось, то ветер мог заносить в воду песок, мусор и шарики бараньего кала, а дожди, просачиваясь через загрязненную почву, добавляли в воду еще экстракт навоза.　

Подобное же примитивное устройство имело большинство туркменских колодцев, как показал их осмотр на дальнейшем пути. Редкостью были те, устья которых защищались плетнем в полметра выше поверхности земли. Глубина их большей частью была от 2–3 до 5 м, но некоторые имели 10–15 и даже до 20 м и давали понятие о составе наносов. В такие глубокие колодцы казаки спускали меня на аркане: я становился одной ногой в ведро и, держась рукой за аркан, осматривал во время медленного спуска стенки колодца, выглаженные трением ведра. Приходилось работать молотком, чтобы обнаружить наслоение и состав рыхлых отложений, пройденных колодцем, и взять их образчики.　

В этот день я прошел еще несколько километров по хивинской дороге, чтобы познакомиться с характером песков. Дорога шла по ложбине между двумя песчаными, довольно высокими грядами, пересекая по временам соединявшие их небольшие перемычки. Гребни обеих гряд были не совсем ровные и представляли чередование плоских вершин и таких же плоских седловин между ними. Пустыней в точном смысле слова пески Кара-кум назвать нельзя, так как они были покрыты растительностью, хотя и не в виде сплошного ковра, а с многочисленными промежутками, в которых обнажался голый песок. Последний покрывал и все дно ложбины, по которой шла дорога. Растительность состояла из кустов и трав. Среди кустов было больше всего кандыма (Calligonum) в виде зарослей тонких, почти безлистных веточек, образовавших редкую щетину, или кустов с ветвистой кроной, высотой в 1–2 м. На них уже созрели плоды — шарики, покрытые густыми щетинками, очень упругие и перекатывавшиеся по поверхности песка при малейшем ветерке. Часто виден был песчаный саксаул в виде кустов с неровными ветвями или деревьев в 2–3 м высоты с корявым стволом и длинными, висячими вниз зелеными веточками, кое- где усаженными крошечными листочками. Эти виды растений поражали отсутствием листвы, функции которой в этом сухом и жарком климате, очевидно, заменяли зеленые веточки, мягкие и сочные, т. е. содержавшие влагу, необходимую для жизни и роста, но слабо испарявшие ее благодаря своей ограниченной поверхности (рис. 1). Из трав обращали на себя внимание злак селин (Aristida pennata), росший отдельными толстыми и длинными пучками, хорошо выдерживающими засыпание песком, и какая-то мелкая травка, вероятно песчаная осока (Саrеx), судя по тому, что казаки называли ее «иляк»; она покрывала отдельные площадки редкой и низкой щетиной, и лошади хватали ее охотнее, чем длинный селин. Менее распространены были другие виды кустов и трав, но перечислять их я не буду, упомянув только те, которые больше всего бросались в глаза и туземные названия которых знали мои казаки.　

Рис. 1. Саксаул — типичное дерево песков Средней Азии. Вверху его веточка с цветком (из 3-го путешествия Пржевальского)

Кроме промежутков между кустами и стеблями трав, по которым везде проглядывал желтый песок, на гребнях и склонах можно было заметить и небольшие типичные «барханы», т. е. холмики голого сыпучего песка с пологим наветренным и крутым подветренным склоном, навеянные последним сильным ветром. Этим ветром, выносившим рыхлый песок, были созданы рытвины на гребнях в виде небольших ложбин, обнажавших корни кустов. Следовательно, хотя пески Кара-кум в этой местности можно было считать в общем неподвижными, но ветры и на них находили себе работу.　

Пройдя несколько километров по этой дороге, которая не была утомительной, так как пролегала все время по долине между двумя высокими песчаными грядами, мы повернули на восток, и тут нашим лошадям стало трудно. Теперь им приходилось подниматься по довольно крутому склону песчаной гряды, спускаться с нее в следующую долину, опять подниматься и так далее без конца, все время по довольно рыхлому песку. Остановившись на гребне одной высокой гряды, я увидел, что и далее до горизонта местность имеет тот же характер, т. е. состоит из длинных и высоких песчаных гряд, вытянутых с северо-северо-востока на юго-юго-запад и отделенных друг от друга долинами. В общем картина была утомительно однообразная как по формам поверхности, так и по растительности; только чем дальше от хивинской дороги, тем чаще стали попадаться более высокие кусты и целые деревья песчаного саксаула и даже деревца кандыма в 2–3 м высоты.　

Пески этого типа я