Станислав Олефир - Встречи в Колымской тайге

С этим ветром над тайгой поплыла белесая дымка, которая сгущалась и сгущалась, пока не переросла в моросящий дождь.

За деревьями показалась Лакланда. Здесь у реки настоящий берег. Песчаный, покрытый мелким тальником, идти по нему легко. По нашим расчетам, он тянется километров пять. Минут через двадцать должна показаться скала. У ней мы остановимся на ночлег.

Лёне сейчас же дал команду подыскивать палку для удилища. Нужна рыба. Жареного мяса осталось совсем мало. Да и что все время питаться всухомятку? Ведь еще дома клялись один раз в день обязательно готовить что-нибудь жидкое.

Лёня постоянно голодает. Сядем завтракать, он десяток ложек проглотит и за папиросу. А потом буквально через час ноет:

— Может, перекусим, а?

Останавливаемся, развязываем рюкзаки, уничтожаем банку консервов. Лёня с удовольствием щелкает себя по животу.

— Ох и наелся. На сто лет хватит.

А через час снова:

— Может, перекусим?

У нас с собой несколько пакетов «ухи»: в размолотом виде перец, соль, лавровый лист и все такое. Не хватает только рыбы.

Теперь двигаемся не торопясь. Карабкаемся на завалы, иногда заворачиваем в лес, внимательно осматриваем каждую подходящую ветку. Наконец повезло. В небольшом завале подобрали две тонкие лиственнички. Обкоренные, сухие и главное — легкие.

Лёня уходит без меня. Он должен выбрать место, развести костер, заготовить дрова. Перебираюсь на другой берег, наискось пересекаю длинный остров и выхожу к протоке. Она мелкая, только там, где сливается с Лакландой, небольшая яма. В яме гуляет хариус.

Все мое внимание приковано к рыбине. Приноравливаюсь, как лучше встать, чтобы лиственница не мешала забросить удочку, и, наверное, слишком близко подступаю к воде. Трава мокрая, берег зыбкий, и я вдруг соскальзываю в воду. Откидываюсь назад, но поздно: без всплеска по пояс погрузился в протоку.

Отбрасываю назад удочку, хватаюсь за кусты, карабкаюсь на берег. Не углубляясь в переживания, принимаюсь собирать сучья, разжигаю костер. Ушел ли хариус? Нет! Закидываю снасть — и рыба на крючке.

Тяну хариуса изо всех сил. Леска толстая, крючок надежный. Хариус, не успев опомниться, оказался на траве. В то же мгновение удилище с треском ломается на две части, и моя добыча быстро скатывается в воду.

Проклинаю себя за торопливость, скрепляю удилище куском лейкопластыря и снова заглядываю в яму. Хариус плавает, словно ничего не случилось. Побывал на крючке, повалялся на траве, по великой случайности возвратился в воду и спокойнехонько гуляет. Закидываю мормышку в яму, он бросается на приманку и снова по-е-ехал на берег.

Теперь в яме пусто, нужно попробовать чуть ниже по течению. Там водоворот и хорошая глубина. Хариусы берут с ходу, на крючок садятся верно.

Все-таки даже в мороси есть своя прелесть — рыба не видит лески и отлично клюет.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть, далеко ли ушел от костра, и вижу, как из-за поворота выплывают штук восемь темно-коричневых уток с белыми пятнышками вокруг глаз, спокойно следуют мимо чадящего костра и развевающихся по ветру портянок.

Быстро приседаю, но утки уже заметили меня и бросились врассыпную.

Они попали в сильное течение, хлопают крыльями, кричат, прыгают на волну. Но вода здесь слишком уж бойка, и они ныряют.

Удочка, сумка с хариусами летят в сторону, а я изо всех сил мчусь к костру. Подскакиваю, выдергиваю из рюкзака патронташ, хватаю ружье и карабкаюсь на обрыв. Нужно обогнать уток. Сухая ветка сбрасывает с головы шапку. Цепляясь за ветки ольховника, подтягиваюсь на терраску. С деревьев льются потоки воды, в лицо бьют колючие стланиковые лапы. Подо мной звериная дорожка. Медведь обозначил ее голубичным пометом.

Кажется, пробежал достаточно много, можно бы и спускаться. Но здесь ужасная высота! Забрасываю ружье на спину, ложусь на живот и ползу, придерживаясь руками за кустики пушицы.

До воды оставалось метров десять, когда подо мною показалась вся стая. Тысячу раз зарекался не стрелять уткам в угон на речках с быстрым течением, но здесь такая мишень! Упираюсь ногами в куст, переворачиваюсь на спину. Поджидаю, пока утки отплывут на достаточное расстояние, и навскидку бью по темно-коричневой цепочке птиц. Три сразу переворачиваются на спины, выставив вверх тонкие красноватые лапки. Остальные ныряют.

Снова гонка. Течение тянет уток к середине протоки. Одна утка вдруг ожила, повернулась на бок, часто-часто работая лапкой, описала полукруг и ткнулась головой в прибрежные камни. Эта уже моя. А где еще две? Они как раз проплывают мимо, но до них не дотянуться. Торопливо срезаю длинную ветку, бросаюсь в новую погоню. Впереди скала. Ныряю под ее каменный козырек, попадаю ногой на скользкий голыш и, стараясь сохранить равновесие, резко выпрямляюсь. Сильный удар бросает меня в воду. Подхватываюсь, выливаю из стволов воду, щупаю лоб. Рука в крови, но, кажется, ничего страшного. Приседаю, проскакиваю под следующим козырьком и настигаю еще одну утку. Третью вынесло на середину. Мысленно прощаюсь с добычей, еще раз щупаю лоб и отправляюсь в обратную дорогу…

Что ни говори, спать у костра в дождливую погоду — мука. У нас тент, с двух сторон крутая скала, а дрожим. Одежда сырая, стланик под нами мокрый, промозглый ветер лезет в каждую щелочку. Еще нет двенадцати часов, а мы уже три раза брались за чай, несколько раз перестилали постели и поправляли тент.

Наконец я не выдерживаю. Стаскиваю с костра горящие бревна, выбираю все несгоревшие чурки. Лёня не понимает, к чему все это, но активно помогает. Скоро вместо костра осталась горка раскаленных углей. Их нужно завалить камнями. Скала здесь какая-то слоистая, мы легко отрываем огромные пластины. Накладываем один слой, другой, третий. Теперь переносим стланик на новое место, прикрываем его куртками. Укрываться будем одеялом и тентом. Располагаемся на новом ложе, накрываемся с головами.

Сначала было тихо. Потом: тресь, тресь! Плита лопнула, за ней другая. Представляю, какие летят осколки! До нас не добьет. Скоро потеплело под ногами, потом пригрело у плеча. Благодать!

19 сентября

Две оляпки вместе не летают, две оляпки вместе не сидят. Конечно, и эти птицы создают пары. Но что это за семья? Никаких ухаживаний друг за другом, никаких воркований. Отношения такие, славно их палкой в кучу согнали. Так я думал до сегодняшнего дня.

Обычно эта темная с буроватым оттенком птичка облюбовывает участок реки или ручья, не замерзающий в самые лютые морозы. Кормится личинками, червяками, живущими на дне водоемов.

Сколько раз было: иду по реке в сорокаградусный мороз, все живое от холода спряталось, только где-нибудь у полыньи одинокая птичка сидит. Человека увидит — словно обрадуется. Сейчас же в воду — нырь. Через минуту из соседней полыньи показывается. И так километра два провожает. От этого даже мороз не таким злым кажется. И жалел я этих птичек не потому, что им приходится в холод в ледяную воду нырять, а из-за того, что одиноки они. И вдруг мы сегодня этих оляпок целую стаю увидели…

Сегодня Лёня заворочался раньше меня, открыл глаза и спросил:

— За что? За что ты меня жаришь? — И полез из-под тента. Щупаю то место, на котором лежал Лёня, отдергиваю руку. Подхватываюсь, сбрасываю со стланика одежду. Все в порядке. Зато стланик покрылся желтыми пятнами, и они растут буквально на глазах.

Пламя не заставило себя долго ждать и в течение нескольких секунд охватило весь стланик. Как здорово, что мы вовремя проснулись! А потом я стал возмущаться — стоим на голом берегу и присесть не на что.

— Будь спокоен! — оправдывался Лёня, потому что перед этим он ликовал намного больше меня.

Ушел он за стланиковыми лапами, а принес большой светло-зеленый шар с дыркой на боку. Чье-то гнездо. Иволги? Так она у нас не водится. Может, пеночки? В начале лета недалеко от нашего поселка я похожее видел. К стволу тополя было прикреплено. Помню, там еще интересная птичка сидела. Маленькая-маленькая, а на голове хохолок: корольковая пеночка. Сначала эта птичка на верхушке дерева чирикала, а потом взлетела и давай в воздухе кренделя выделывать. У пеночки гнездо было сплетенное из каких-то полосок коры, а это из мха и побольше размером. Может, его соорудила оляпка?

Сбрасываю чижи, натягиваю на босую ногу резиновые сапоги и к протоке. А там и правда на берегу собралась целая стая оляпок. Сидят, друг на дружку глядят, а две посередке целуются.

На дворе сентябрь. Вот-вот снег ляжет, а они брачные игры устраивают. Оляпки нас увидели, заволновались и в разные стороны разлетелись. Только одна на берегу осталась. Тоже подпрыгнула, часто-часто замахала крыльями, но взлететь не смогла. Лёня шапку с головы сдернул и накрыл оляпку. Приподнимает шапку, а из-под нее кусок рыболовной сети выглядывает. В нее оляпка попалась дня два назад: весь песок вокруг крестиками лапок разрисован, все камушки белым пометом забрызганы.