Сергей Кучеренко - Встречи с амурским тигром

Рано утром сходил я в тот кедровничек, никого там не обнаружил, но увидел вмятые в листовый опад и хвою две лежки крупного зверя, принадлежащие медведю или тигру. А поразмыслив за сигаретой, решил, что конечно же не медведь похулиганил вчера у моего очень непритязательного жилья. Медведь — отъявленный грабитель и ненасытный обжора, он первым делом непременно съел бы мои продовольственные запасы, сваленные с лабаза, а потом наверняка устроил бы погром в землянке. Ну а мешок с одеждой превратил бы в лохмотья.

И оставалось мне предположить, что посетил меня грозный полосатый владыка здешних мест, и приходил он с целью уведомить меня, что негоже вторгаться в чужие владения… Пока что предупреждает незлобиво, но может быть и хуже, коли не обращу внимание на «добрые знаки» особого внимания.

С первыми лучами солнечного света я все же упрятал в землянку мясо и продукты, принес с речного берега ведро песка и притрусил им тропу к землянке, чтобы теперь всякий гость оставил на ней свои следы… А потом поспешил за кабаниной, намереваясь за две ходки к вечеру перенести ее всю к землянке.

И вот очередная неприятность: сооруженный вчера лабазик был развален и пуст. Подумал почему-то: медведь грабанул… Но ведь этот зверюга тут же и принялся бы жадно пожирать украденное, к тому же за ночь он ну никак не смог бы уместить в своем брюхе и половину найденного, а оставшееся завалил бы всяким хламом до следующего пиршества. И спал бы или бдил неподалеку в настолько агрессивном настрое, что вполне мог меня атаковать как непрошеного гостя.

Но подходил я с изготовленным к немедленному выстрелу карабином по раскрученной спирали, внимательнейшим образом выискивая следы и высматривая грабителя, а ничегошеньки не обнаружил. И опять вылепилось предположение: тут дело тигриных лап. Что стоило ему взять в пасть застывшую полуцентнеровую кабанью тушу и уйти с нею подальше, чтоб вдоволь полакомиться чистейшей вкуснятиной и тем самым еще раз предупредить меня, что нехорошо вторгаться в чужие владения.

Однако презумпция невиновности позволяла мне это лишь предполагать. И я решил поискать улики и доказательства. Внимательно огляделся вокруг, мысленно как бы перевоплотился в тигра и тихо зашагал туда, куда уходил бы амба на своем месте. Пошел, конечно, с изготовленным оружием, внимательно оглядываясь по сторонам, а более всего сверля глазами места, по которым предстояло идти. Корчи и большие валежины, за которыми хищник имеет обыкновение затаиваться, обходил стороной, не лез в гущину кустарника и хвойного подроста. И все время старался думать за тигра: куда лучше уйти, чтоб можно было попировать поспокойнее, и чтоб вода журчала поблизости, и видеть подход истинного хозяина мяса, коли он надумает поискать воришку.

Я не намеревался скрасть амбу до обнаружения и возможного выстрела по нему, потому что это было невозможно по двум причинам: мои шаги по сухому листу слышались за версту, а стрелять по краснокнижному зверю чревато большущими неприятностями. Но мне упорно хотелось его увидеть и выстрелами поверх головы в свою очередь предупредить, что за последствия грабежей я тоже не ручаюсь. Грозно покричать, напирая на «ррр», пробежаться вдогон с подскоками и разведением рук… Был у меня опыт этаких предупреждений, возымевших действие.

Но злоумышленника я так и не выследил.

А вот он меня, судя по всему, из вида не терял. Иду через два дня по своему путику, проложенному вдоль хорошо наторенной, засыпанной листом зверовой тропы, и злом исхожу: шалашики с капканами завалены, попавшиеся в них зверьки разорваны, от зайцев, угодивших в петли, оставлены брызги кишок и клочья шерсти. До ночи ремонтировал этот путик. А на другой день точно такой разгром я увидел на другой своей ловчей тропе.

И опять ни единого следа злоумышленник не оставил! Он определенно избегал такой неосторожности, стороной обходя пыльные участки троп. Правда, у землянки, куда еще раз пришел, чтоб опять завалить лабаз и поленницу, а еще и внагляка побаловаться кабаниной, он все же «засветился», оставив четкие отпечатки огромных кошачьих лап на песке, которым я несколько дней назад посыпал выход тропы к землянке.

Чего уж бравировать: близость тигра, пристально за мною следящего, наблюдающего чуть ли не за каждым моим шагом, мягко говоря, угнетала и напрягала. Иной раз я готов был застрелить его, если б он себя показал. Но увидеть его было невозможно. Слышал треск сучьев под его лапами в чащобах, даже тяжелый дух хищника иной раз в нос ударял, а вот не видел. Словно призрак меня терроризировал.

Утрами по изморози и инею я обнаруживал вокруг землянки свежайшие тигриные следы, и под самой дверью он однажды долго лежал, оттаяв под собою землю… Я переполнялся страхом, а на свои дневные маршруты выгонял себя предельными усилиями воли и убеждениями в том, что амурский тигр строго блюдет «закон мирного сосуществования».

Куда спокойнее работалось бы мне здесь, будь со мною собака. Но он ведь давно бы ее изловил.

Конечно, уже не в первый раз я грубо нарушил технику безопасности, строго-настрого запрещающую находиться в тайге в единственном числе, да еще работать там. Но что поделаешь, если не находится желающих наниматься проводником в горячее время охотничьего сезона, да еще за грошовую оплату… А работать двум охотоведам в паре для экспедиции было расточительно.

Все вроде бы логично и объяснимо. Немаловажно и то, что я, во-первых, с некоторых пор не люблю ходить по тайге с собакой, которая мешает наблюдать, а во-вторых, мне с малолетства мило одиночество и уединение. И все же, как мне недоставало напарника в те дни противостояния с тигром!

Однажды выпер на меня табун кабанов, я облюбовал большую справную чушку и уложил ее одним патроном. И только утих шум умчавшихся свиней, перестало кататься гулкое эхо выстрела между тайгой и небом и рассыпалось прахом, как из недалека донесся до меня грозный тигриный голос. Амба то негодующе ревел, то угрожающе рычал, то злобно кашлял, и кровь моя стыла в жилах, сердце билось испуганно и торопливо и вдруг замирало, ноги в коленях подгибались, а спину искусывали невесть откуда взявшиеся муравьи… Потом подступила тошнота… И стал я терять ко всему интерес, растворяясь почти в шоковом равнодушии к сиюминутному…

Но нашел все же силы взять себя в руки. Сумел зажечь трясущимися руками спичку и засмолить «долгоиграющую» «Стюардессу», слушая тигриный рев, переместившийся ко мне ближе.

И вдруг меня прорвало нечто до сих пор неведомое, пожалуй, сродни безумству. Я решительно заменил стреляный патрон новым и с отчаянным ревом помчался навстречу тигру. Я во всю силу голоса стыдил его, грозил и вызывал на честный поединок: «Бандюга полосатый! Места и зверя ему мало! Честного человека выживает и обворовывает! А ну, кто кого? А если я начну тебя выживать? Стервец! Наглец!..» И для большего эффекта пальнул в ту сторону два раза, скручивая гулкие раскаты мощных выстрелов с таким собственным ором, какого горло мое, должно быть, еще не выдавало.