Гончие Бафута. Зоопарк в моем багаже - Джеральд Даррелл

крылья. Этот балет бабочек всегда можно увидеть на дороге в Эшоби; кроме того, бабочки — единственные живые существа, которых там можно увидеть, потому что лесные чащи вовсе не обязательно скрывают в своих глубинах опасных хищников, хотя некоторые книги очень стараются нас в этом убедить.

Мы шли по тропке примерно часа три, изредка останавливаясь, чтобы вспотевшие носильщики могли опустить свою ношу на землю и немного отдохнуть. Наконец тропка свернула в сторону, за поворотом лес кончился, и мы очутились на главной и единственной улице деревни Эшоби. Залаяли собаки, с криком бросились врассыпную от нас куры, маленький ребенок поднялся из дорожной пыли, где он играл, и с воплем кинулся в ближайшую хижину. И вдруг точно из-под земли на дороге возникла шумная толпа: нас окружили мужчины и мальчишки, женщины всех возрастов — все они улыбались, хлопали в ладоши и старались протиснуться вперед, чтобы пожать мне руку.

— Рады тебе, маса, рады тебе!

— Так ты приехать, маса!

— Здравствуй, маса, привет тебе!

— А-а-а! А-а-а! Маса, ты опять приехать в Эшоби!

И эта дружелюбная болтливая толпа проводила меня по всей улице, точно я был членом королевской семьи. Кто-то кинулся за стулом, и меня торжественно усадили, а все жители деревни стояли вокруг, сияли улыбками и весело кричали: «Рады тебе!» — по временам от избытка чувств хлопая в ладоши или в знак восторга щелкая пальцами.

Когда появились мои носильщики и повар, я все еще приветствовал старых друзей и расспрашивал об их детях и родственниках. Потом начался долгий спор насчет того, куда меня поместить, и наконец все решили, что столь почетному гостю подойдет в их деревне только одно место — недавно выстроенный танцевальный зал. Это была очень просторная круглая хижина, пол в ней был гладкий, как паркет, — его отшлифовали сотни ног, которые по нему скользили и топали. Поспешно унесли из хижины барабаны, флейты и трещотки, подмели пол, и вот я уже устроен.

Я основательно подкрепился, и тут ко мне снова сошлись все обитатели деревни: им не терпелось узнать, зачем я приехал на этот раз. Я пространно объяснил, что на сей раз останусь у них ненадолго и что мне надо поймать только одного зверька: тут я стал подробно описывать соню-летягу. Я показал им изображение зверька, они передавали его из рук в руки, но каждый качал головой и с сожалением признавался, что никогда такого не видал. Сердце у меня упало. Однако же я выбрал троих охотников, которые помогали мне в прошлый раз, и велел им сейчас же идти в лес, отыскать там как можно больше деревьев с дуплами и все их пометить. На другой день всем троим надо вернуться в деревню, они расскажут мне о своих успехах и отведут к тем дуплам, какие им удастся найти. Потом я спросил, умеет ли кто из присутствующих лазать по деревьям. Поднялось с десяток рук. Но это оказались очень странные любители лазать по деревьям, и я с сомнением их оглядел.

— Вы можете влезть на дерево? — спросил я.

— Да, сэр, можете, — хором ответили они, ни на секунду не задумавшись.

— А на это высокое дерево влезете? — спросил я и указал на огромное дерево, что высилось на краю деревни.

Мгновенно ряды добровольцев стали уменьшаться, и наконец остался только один, который все еще не опускал руку.

— Ты можешь влезть вон на то большое дерево? — повторил я, думая, что он меня не расслышал.

— Да, сэр, — ответил тот.

— Верно?

— Да, сэр, я можешь влезть. И еще больше тоже можешь влезть.

— Хорошо. Тогда ты завтра пойдешь со мной на охоту. Слышишь?

— Да, сэр, — ухмыльнулся доброволец.

— А как тебя зовут?

— Питер, сэр.

— Отлично. Приходи завтра рано-рано утром.

Охотники и другие жители деревни разошлись, я распаковал свое снаряжение и приготовился к завтрашнему походу. В тот же вечер вся деревня вновь сошлась к моей хижине, и все молча, стараясь не мешать, глядели, как я принимал ванну. Это было им вовсе не трудно, ибо в стенах танцевального зала с избытком хватало и окон, и просто щелей. За мной наблюдали человек пятьдесят, а я намылился и с удовольствием распевал песенку, вовсе не подозревая, что на меня кто-то смотрит. Впрочем, когда я это понял, меня это ничуть не обеспокоило — я не страдаю излишней стыдливостью; лишь бы только зрители (половину их составляли женщины) молчали и не отпускали непристойных шуточек, а так — пусть глядят! Однако в эту минуту появился Джейкоб и был до глубины души потрясен возмутительным любопытством эшобийцев. Он схватил палку, яростно набросился на них, и зеваки с криком и визгом кинулись удирать во все лопатки.

Отогнав их подальше, Джейкоб вернулся; он никак не мог отдышаться и все еще кипел благородным негодованием. Вскоре я обнаружил, что он не заметил еще двоих, их любопытные черные физиономии торчали в одном из окон. Я позвал Джейкоба.

— Смотри, Джейкоб, — сказал я, махнув намыленной рукой на окно. — Они вернулись!

Джейкоб вгляделся в лица за окном.

— Нет, сэр, — возразил он совершенно серьезно. — Это мой друг.

Я понял его так: деревенские жители не смеют осквернять меня своими взглядами, но личных друзей Джейкоба это не касается. И только позднее я узнал, что Джейкоб еще и делец, — разогнав толпу зрителей, он тут же объявил, что тем, кто заплатит ему пенни за удовольствие смотреть, как я моюсь, он разрешит вернуться. Особенно бойко шла его торговля среди младших обитателей деревни: многие из них никогда еще не видели европейца и сразу стали заключать между собой всевозможные пари насчет того, все ли тело у меня белое.

Назавтра ни свет ни заря ко мне явились мои охотники и тот, кто вызвался влезть на любое дерево. Оказалось, что охотники нашли и отметили около тридцати деревьев с дуплами в разных уголках леса. Деревья эти, однако, находились так далеко одно от другого, что обойти их за один день явно было невозможно, и я решил пойти сначала к самым дальним, а на обратном пути постепенно осмотреть и остальные.

Тропа, по которой мы тронулись в путь, была обычной лесной тропой, дюймов восемнадцати в ширину; она вилась и изгибалась меж деревьев, точно издыхающая змея. Вначале она вела вверх по необычайно крутому склону холма, среди громадных камней; каждый камень увенчан был островком папоротников и мха, и в зелени крохотными розовыми звездочками сияли цветы какого-то растеньица вроде первоцвета. Там и сям с деревьев кольцами спускались огромные лианы и ложились поперек нашей