Борис Рябинин - Мои друзья

В деревне отнеслись к нашему приезду по-разному. Кое-кто смотрел на четвероногих работников с интересом и уважением, кое-кто ждал от них пользы, а кое-кто им и не доверял. Одно неожиданное происшествие сразу настроило всех в нашу пользу, заставив по-настоящему оценить наших мохнатых товарищей.

Мы приехали несколько рано: уборочная только начиналась, сторожить еще было нечего, ни одной скирды не стояло в поле. Собак развели по разным дворам, а Арбата Шестаков привязал на общественном скотном дворе, недалеко от конюшни.

Среди ночи Арбат зачуял что-то недоброе. Тонкое обоняние овчарки уловило среди запахов навоза, соломы и конского пота едва ощутимый запах человека. Вдруг жалобно и протяжно заржала лошадь. Вблизи смутно чернели открытые ворота конюшни; звуки доносились оттуда.

Арбат вскочил, натянув привязь, как струну, и стал тщательно принюхиваться к долетавшим до него запахам. Опять болезненно заржала лошадь. Глухо звякнув, упал на землю какой-то тяжелый предмет.

Арбат рванулся. Яростная, требующая немедленного утоления злоба разом захлестнула его. Мгновенно остервенясь, он впился зубами в толстый ремень привязи и разорвал его. Два гигантских прыжка — и он был в сарае. Запах сразу выдал притаившихся в глубине его людей. Арбат ринулся на них. В чернильной тьме конюшни он почти не видел их, но чутье заменяло овчарке зрение. Он сшиб кого-то с ног, короткий звериный крик — и челюсти собаки капканом захлопнулись на чьей-то руке.

Хрустнули пальцы. Невидимый враг взвыл от страшной боли. В то же мгновение Арбат отпустил его и бросился на другого.

Лошади заволновались. Свалка в темноте взбудоражила их, незнакомый запах собаки напомнил о волке. Они рвались из денников, били ногами, танцевали на месте.

Впереди, у ворот, мелькнул силуэт человека. Арбат прыгнул на него, но вдруг страшный удар конской ноги, подкованной железом, подбросил его высоко в воздух. Арбат отлетел в сторону, с силой ударился о стену конюшни и замертво свалился на кучу навоза.

Лошади, ломая перегородки стойл, рвались к выходу. Человеческие тени прошмыгнули к воротам и растаяли в темноте.

На шум, поднятый собакой, сбежались колхозники. Преступников в этот раз поймать не удалось, их задержали несколько позднее, в другой деревне, но здесь они больше не появлялись. Четвероногий противник до смерти напугал их, отбив охоту появиться вторично. Это была банда конокрадов-вредителей, которым до этого в течение довольно длительного времени удавалось благополучно уходить от заслуженной кары. Там, где не могли почему-либо увести лошадей, они старались их испортить.

Колхозники всячески превозносили Арбата. Не случись его поблизости, все могло повернуться совсем по-другому… Шутка ли, от какой беды он их спас! Лошадь в колхозе, да еще в период полевых работ, — большая ценность.

После встречи с конокрадами Арбат дней десять лежал пластом. У него было сломано несколько ребер и получилось внутреннее кровоизлияние. Все это наделали лошади…

— Лошадей здесь винить нельзя, — сказал Сергей Александрович, позволив себе небольшое отступление. — Меня эта история тоже научила кое-чему, и прежде всего тому, что условия работы караульных собак в сельской местности значительно отличаются от условий работы в городах. Здесь больше неожиданностей. Лошади и коровы не привыкли к сторожевым собакам.

Пока Сергей Александрович говорил об этом, я вспомнил собственное приключение с коровами, едва не забодавшими меня и Джери. Да, большая собака — это не дворняжка, на которую корова или лошадь даже не посмотрит.

— Ну, я думаю, можно не говорить, как ухаживали в колхозе за больной собакой, — продолжал Сергей Александрович. — Она имела все: самый заботливый уход, свежее мясо и молоко в неограниченном количестве. Если бы мы сказали, что ему нужны сливки или сливочное масло высшего сорта, можно не сомневаться, что немедленно появилось бы и то и другое.

Арбат был настолько слаб, что в первые дни не мог даже поднять головы. Затем начал постепенно поправляться.

Тогда я понял, насколько сильно привязан к животным Шестаков. Когда жизнь собаки находилась в опасности, он переживал ее болезнь так, как будто дело шло о близком человеке. Шестаков съездил в город и привез ветеринарного врача. В течение всего этого времени он постоянно повторял: «Да это ж такая собака… цены ей нет!» Я тоже не жалел, что приобрел Арбата для клуба.

Поздней осенью, когда все яровые хлеба давно были сметаны в скирды и на гумнах с утра до позднего вечера стрекотали молотилки, Шестаков в последний раз поставил Арбата на вахту. Была холодная сырая ночь. После болезни Арбат не успел войти в тело и потому немного зябнул. Он зашел за овин, где было теплее, и присел на солому. Из темноты от деревни доносилось тявканье дворняжек. В отличие от них, Арбат не подавал голоса. Он уже многому научился за время работы сторожем и никогда не лаял зря на посту. Он умел даже ходить так осторожно, что блок, к которому был привязан, катился бесшумно.

Пока ночи были теплы и сухи, Шестаков обыкновенно спал где-нибудь около Арбата, просто на охапке соломы или сена. Осень загнала его в помещение, и Арбат, оставшись один, еще больше настораживал свои и без того чуткие уши. Поеживаясь от сырости, он внимательно слушал ночные шорохи.

Внезапно Арбат замер. Он почуял врага. Вернее — он почувствовал близость человека, Но ведь только враг будет неслышно пробираться в ночной темноте! Тело собаки напряглось и как бы окаменело, лишь чуткие ноздри вздрагивали, улавливая запахи, прилетавшие вместе с порывами ветра.

— Да, кто-то укрывался за овином, и его запах совершенно отчетливо ощущали трепещущие ноздри овчарки.

Арбат стал осторожно красться. О, он умел это делать, несмотря на свой крупный рост и тяжелую поступь. Он умел это делать так, что ни одна соломинка не зашелестит под его лапами. Он не бросался вперед необдуманно, с громким лаем, как делают все пустолайки. Они умеют только пугать, а ему нужно было задерживать!

Морда овчарки высунулась из-за угла. Темное пятно маячило у овина. Арбат сделал несколько шажков.

Внезапно вспыхнул слабый огонек спички, осветив присевшего на корточки человека. Неизвестный протянул руку и уже хотел сунуть зажженную спичку в солому, но не успел. Арбат опередил его.

Инстинктом Арбат почуял страшную опасность в слабеньком язычке пламени, трепетавшем в руках у этого человека, и больше не стал ждать. Он прыгнул без единого звука.

Безмолвное нападение его было ужасно. Арбат целил в согнутую шею неизвестного. Но в момент прыжка острая боль в ребрах пронзила тело собаки, и впервые в жизни Арбат промахнулся. Овчарка ударила поджигателя в плечо. Тот глухо охнул и ничком свалился на солому. Спичка выпала и погасла.