В дебрях Маньчжурии - Николай Аполлонович Байков

После скудного обеда, состоящего из лапши, чумизы и соленой рыбы, китайцы улеглись спать на своих жестких постелях и только немногие возились еще с починкой инструмента и примитивной обуви. В бараке стало душно и я вышел освежиться, но не тут-то было – тучи комаров и москитов бросились на меня с остервенением, так что я принужден был спустить на лицо, завязанную на голове сетку. Но это мало помогало, так как несносные, едва заметные, кровопийцы все же умудрялись залезать под сетку и кусали пребольно. В это время подошел ко мне один из рабочих-китайцев, отвел немного в сторону и шепотом начал объяснять, что недалеко от бара ка, верстах в пяти, в каменистых россыпях Кокуй-Шаня, он видел логовище тигрицы и в нем одного тигренка, величиной с кошку, но просил никому об этом не говорить, иначе его товарищи могут за это убить.

Тигр и его гнездо, по понятиям местных китайцев, неприкосновенны, в силу известного древнего культа.

Пообещав рабочему значительную денежную награду, я уговорил его идти со мной на следующий день за тигренком. После небольшого раздумья, он согласился и мы условились отправиться к логовищу немедленно, чтобы выиграть время и выследить зверя. Предприятие очень рискованное, чтобы не сказать больше.

Через полчаса мы, вдвоем с китайцем, шагали уже в глубину тайги, пробираясь через густые заросли дикого винограда и актинидий, переходя в брод быстрые горные потоки, направляясь к западу, где в туманной мгле наступающего вечера, вырисовывалась на темнеющем небе скалистая вершина Тигровой горы.

Сырая, неприветливая тайга приняла нас в свои объятия, сомкнулась над нами и запела свою дикую песню.

Ночь наступила быстро.

Непроглядная тьма окружила нас.

Идти дальше не было возможности. Где то, вблизи, шумел по каменистому ложу горный ручей; мы подвинулись еще немного и расположились в глубокой пади, у самого ручья, под развесистой кроной старой ели.

Не скоро запылал веселый огонек наш, – летом в тайге Маньчжурии сыро и глухо. Постоянные дожди и влага, приносимые муссонами, порождают обилие воды везде, даже камни пропитываются ею насквозь, не говоря уже о рыхлой почве. Такое обилие влаги и высокая температура вызывают гигантский рост и развитие растительности. Густой подлесок и масса вьющихся растений делают тайгу Маньчжурии трудно проходимой.

По словам китайца, логовище тигрицы находилось именно среди таких зарослей, в скалах, в версте от того места, где мы остановились на ночлег. Опытная рука китайца-таежника все же победила влагу и сырость, и приветливый огонек осветил таинственную чащу леса. Походный котелок закипел быстро и, наскоро напившись чаю с сухарями, мы приготовились к ночлегу, наломав еловых лап и папоротников для постелей.

Чтобы хоть немного избавиться от мошкары, мы устроили дымокур из сырого мха и листьев.

Несмотря на жар от костра, сырость пронизывала и дрожь забиралась под рубаху. Я лег на свою козью шкурку, завернулся в полотнище походной палатки и начал засыпать, но впросонье все же видел неподвижную фигуру своего проводника. сидевшего скрестив ноги у огня. Во рту дымилась неизменная трубка и глаза его устремлены были на пламя костра.

О чем думал этот полудикий сын девственных лесов Маньчжурии? В его глубоких черных зрачках вспыхивал и снова потухал какой-то огонек; тонкие ноздри вздрагивали, но темно-бронзовое лицо было неподвижно, как у каменного сфинкса; казалось, что оно чуждо страстей и волнений и равнодушно ко всему окружающему, но это только казалось.

Тихая таежная ночь. Шум ручья на дне ущелья один нарушал ее торжественную тишину, да изредка ухал филин-пугач где-то в глубине лесных дебрей. Когда я заснул, – не знаю.

Под утро я проснулся и увидел все ту же неподвижную фигуру проводника Ван-тина, сидящего на корточках, с трубкой в зубах. Заметив, что я проснулся, он выколотил пепел из своей трубки и невозмутимо проговорил:

«Вставай, капитан, пора идти на поиски: солнце скоро покажется!»

На востоке небо порозовело; приближался рассвет.

Мы быстро собрались, выпив из котелка остатки холодного чая, и двинулись в путь, в вершину ручья, у которого ночевали. Шли в полумраке. Впереди – китаец, я – за ним, держа винтовку наготове.

Медленно, шаг за шагом подвигались мы вперед. перелезая через камни, пробираясь сквозь густые заросли винограда. Часто приходилось ползти на четвереньках, останавливаться и прислушиваться.

Когда мы подходили к тому месту, где должна была быть берлога тигрицы, рассвело совершенно, тайга ожила и запела разнообразными голосами птиц. Вершина Тигровой, как бы сотканная из каменных кружев, озолотилась первыми лучами восходящего солнца. Наступал жаркий июльский день.

Приближаясь к берлоге, мой проводник все чаще припадал к земле, всматриваясь в следы; в одном месте он указал мне на болотистый грунт, где ясно отпечатывались круглые кошачьи следы большого тигра.

До логовища оставалось всего каких-нибудь 200–300 шагов. Мы остановились и стали прислушиваться.

Ни один звук не нарушал тишину дремучего леса; только неугомонные дятлы перекликались и долбили кору полусгнивших деревьев.

Впереди, перед нами возвышалась из зарослей одинокая гранитная скала, метров пяти высоты; к ней прислонился ствол вырванной бурей липы. Китаец что-то соображал, смотря на эту липу, и приняв решение, поманил меня пальцем следовать за собой.

Подойдя к стволу липы, он быстро, как обезьяна, взобрался на скалу и оттуда производил наблюдения. По выражению его лица и жестам я понял, что он что-то видит. Затем он пригласил меня влезть за ним на скалу.

Очутившись рядом с ним, я стал всматриваться по направлению его руки в заросли и, после значительных усилий, увидел логовище зверя под нависшею скалой; со всех сторон оно было закрыто камнями и сплошною стеной из зарослей дикого винограда и лиан. В глубине логова что-то шевелилось, но что именно, разобрать было трудно. Расстояние до него было не менее 200 шагов. Китаец уверял, что тигрицы нет и в гнезде только один тигренок, к чему я отнесся недоверчиво, так как, обыкновенно, тигрица приносит двух детей и даже трех; но Ван-тин настаивал на своем и был прав, как я потом убедился.

Действительно, матери, по-видимому, не было и детеныш оставался один в берлоге.

Надо было что-нибудь предпринять. Я предложил своему проводнику идти со мной к берлоге. Сначала он отказался, но потом согласился. Единственное свое оружие-маленький топорик он вынул из-за пояса, попробовал пальцем его остроту и произнес: «Син!» Китаец был уверен, что тигрица отправилась за кормом и вернется только к полудню, чем и объяснялось его согласие идти к логовищу.

Осторожно спустившись со скалы, мы двинулись к зарослям, в которых скрыта берлога.

Решив взять тигренка, мы