Иэн Дуглас-Гамильтон - Жизнь среди слонов

Хью Лэмпри, руководитель моей работы, встал на мою сторону, и тогда, к моей великой радости, Джон Оуэн удовлетворил мое ходатайство и даже выделил малую толику денег на обслуживание самолета.

В январе 1969 года я нашел идеальную машину в аэропорту легких самолетов в Уилсоне, недалеко от Найроби. То был «Пайпер-Пейсер», выпущенный 18 лет назад. На нем стоял двигатель в 150 лошадиных сил, а стоил самолетик 1650 фунтов. Переделав окошки на съемные, я получил прекрасный обзор для подсчета слонов.

Оставалось переучиться, чтобы освоить посадку на «классическое» шасси. Трудность заключалась в том, что центр тяжести самолета размещался позади двух больших передних колес и его сильно болтало при торможении на земле после посадки. Если вихляние не удавалось остановить, самолет вертелся волчком и утыкался концом крыла в землю. «Пейсеры» славились тем, что их трудно было обуздать.

И вот я один отправился в Маньяру. На посадочной полосе на вершине рифтового обрыва около гостиницы постоянно свирепствовал сильный боковой ветер, поэтому последний заход мне пришлось делать боком, как крабу, и выравнивать самолет за секунду до посадки.

Через несколько недель я уже мог приземлиться без вращения самолета. В воздухе самолет вел себя превосходно; он моментально реагировал на команды пилота и не очень на его ошибки. Он практически не терял скорости, что весьма меня устраивало, так как при подсчетах животных приходится летать низко и с небольшой скоростью. Я упорно продолжал работать над техникой взлета и посадки. Длина маньярской полосы чуть превышала 1000 метров, а мне хотелось знать, на что способен мой самолетик, чтобы иметь возможность сесть на любой площадке в кустарнике, часто короткой, узкой и изрытой ямами и рытвинами.

Я до сих пор хорошо помнил об одном происшествии, случившемся года два назад, в последний день ежегодного подсчета слонов Серенгети. Мы с Хью Лэмпри сидели в качестве наблюдателей в стареньком «Пайпер-Крузер» Говарда Болдуина, который пилотировал Билл Хольц. Мы давно пересекли южную границу Серенгети и оказались в районе громадного соляного озера Эяси. Ходили слухи, что у семисотметрового обрыва на его низких берегах жила популяция слонов, которые заходили и в Серенгети. Предполагали, что сюда забирались и маньярские слоны, пересекавшие для этого лес Маранг. Обе популяции смешивались, и здесь находилась их общая территория.

Мы летели над обширными землями — равнинами, глубокими каньонами, на склонах которых среди хаотического нагромождения скал росли деревья. Ближе к полудню мы, не заметив ни одного слона, приземлились на старой полосе около деревеньки Макао, чтобы выпить по чашечке кофе. Длина полосы была около 600 метров, и мы плавно спланировали и мягко сели. Но при взлете «Крузер» никак не желал набирать скорость и не мог оторваться от земли из-за высокой травы, достигавшей 30 сантиметров. Скорость почти не увеличивалась, и мы, как кенгуру, начали подпрыгивать в воздух и снова падать на землю. Вдруг перед нами выросли деревья — полоса кончилась.

Билл направил машину в прогалину меж деревьев. Самолет уже набрал скорость 75 километров в час и должен был вот-вот взлететь, как вдруг мы ощутили сильнейший толчок и нас бросило в сторону. Когда самолет несся на полной скорости, здоровенный сук ударил по фюзеляжу, опрокинул машину, и она крылом воткнулась в землю. Несколько секунд мы сидели, не шелохнувшись, пока из разорванных резервуаров в крыле выплескивался бензин, потом стряхнули с себя оцепенение и бросились со всех ног прочь.

Внимательно осмотрев полосу, мы нашли метрах в тридцати от ее конца сук, скрытый травой. После удара о него оторвалась правая часть шасси. Самолету пришел конец: кроме того, что оторвалось шасси, сломались оба крыла и погнулся фюзеляж.

Билл Хольц был опытным пилотом, но до сих пор не имел дела с высокой травой. Еще одна «переменная величина», которую следовало принимать в расчет перед полетом кроме высоты, скорости, направления ветра, времени суток и числа пассажиров. Я надеялся хорошенько потренироваться на нелегкой маньярской полосе, чтобы действовать безошибочно, когда придется принимать решение в условиях, где ошибка не прощается.

В полете меня охватывало пьянящее чувство свободы, которое стало моим наваждением в первые месяцы; пилотирование казалось столь же интересным занятием, как и наблюдение за слонами. Вскоре я уже знал, как выглядит каждый квадратный метр парка с воздуха. Планировать в восходящих потоках воздуха, с ревом пикировать на гладь озера, нестись в спокойной выси над облаками — все доставляло радость. Бескрайние горизонты вселяли в меня уверенность, что я хозяин своей судьбы. Подо мной стлалась земля, и я мог ее исследовать, повинуясь малейшим своим желаниям. Я мотался над парком, заглядывал в укромнейшие уголки и расщелины гор, зависал над неисследованными откосами, невидимыми с земли из-за нависающих скал. Какое счастье, что мне удалось объединить два удовольствия — полеты и работу.

Сверху мне было хорошо видно, как поднялся уровень озера во время наводнения 1968 года. Это глубокое озеро — 40 километров в длину и 15 в ширину — без каких-либо вытекающих рек наполнялось водой или мельчало в зависимости от сезона. Иногда оно высыхало совсем. В воде содержалось слишком много солей, и потому крокодилы в нем не водились, но в болотах в северной части парка и вдоль речек Граунд Уотер Форест жило несколько гиппопотамов. Теперь болота залило, тростник оказался под водой, а тот, что вырвало с корнем, образовал обширные плавучие острова. Частые юго-восточные ветры выбросили его на высокий обнаженный берег, и за несколько месяцев вся гниющая масса растительности покрылась зелеными ростками. Но ненадолго, ибо слонам эти острова пришлись по вкусу и они добирались до них по воде. Озеро занимало примерно 10 % площади парка. Оказались затронутыми интересы и бегемотов и слонов. Изменения подобного рода подчеркивают значение долгосрочных флуктуаций фауны и флоры.

Озеро затопило обширные пространства леса акаций тортилис, и их уродливые скелеты торчали над самой водой. Щелочные пастбища исчезли, и буйволы со слонами оказались зажатыми между разлившимся озером и все более и более обширными владениями вамбулу. Время почти залечило шрамы от обвалов скал вдоль Эндабаша, и нежно-зеленые растения разрослись на красной обнаженной земле.

Во время короткого сухого сезона в январе — феврале 1969 года уровень озера немного упал и отдельные лужи высохли под жарким солнцем. Аист-ябиру, желтоклювые аисты, священные ибисы, странного вида цапли-молотоглавы ополчились на несчастных глубоководных рыб, оказавшихся в плену. Молотоглавы по-куриному почесывались, опускали клюв в воду и глотали по нескольку рыб за минуту. Песочники искали в иле более мелкую добычу.