Мария Семенова - Родная душа: Рассказы о собаках

Это был самый чёрный день в моей жизни…

Узнав о несчастье, мои друзья-кинологи бросили все дела и примчались на выручку. Когда они подъехали, я сидела на земле около «Нивы», подпирая спиной водительскую дверцу, за которой между сиденьями остывало тело моего малыша. Мы отвезли Урушку в центральную городскую ветстанцию, чтобы понять наконец, что же с ним произошло.

Вскрытие делали на следующий день, и я на нём не присутствовала. Не потому, что побоялась или не смогла выдержать тяжёлого зрелища. Просто на той же неделе Чейзу вычищали загноившуюся старинную шишку на спине, и я водила его к хирургу на перевязки.

Посещения ветстанции остались у меня в памяти серией не очень связных, но пронзительно ярких картин…

У дверей кабинета эвтаназии стоит семья, женщина и двое крепких мужчин. Женщина прижимает к себе пушистого кота и плачет не скрываясь, мужики отворачиваются и мрачно трут глаза кулаками.

— Что случилось-то?

Тихие слёзы переходят в рыдания.

— Пятнадцать лет котику, отказывается от еды, обследовали, а там восемьдесят процентов тканей разрушено, ничего сделать нельзя…

Из кабинета появляется врач.

— Заходите…

У аптечного окошечка ждёт очереди ухоженная — так и тянет сказать «барынька» — молодая красавица, вся в чёрном и золотом. Открытые плечи покрывает роскошный загар, явно не питерский, а с хорошего курорта. На руках мелко трясётся йоркширский терьер с красным бантиком на голове. Из глаз собачки прямо на локоть хозяйки стекают крупные слёзы.

— Отчего у вас собачка так плачет?

Почему у самой глаза красные, никто не спрашивает.

— Опухоль головного мозга… — шепчет в ответ «барынька». В холёных пальцах трепещет листок с длинным перечнем медикаментов. Она протягивает его аптекарше и одну за другой достаёт из кошелька тысячные купюры. Она ещё на что-то надеется.

Мимо нас по коридору бегом пролетает мужчина. Лицо у него перекошено, в руках извивается беленькая дворняжка. Пёсик не визжит и не лает — кричит криком от боли. Какой-то мучительный приступ, а может, и травма. Потом мы видим их в кабинете хирурга. Пёсик неподвижно вытянулся на деревянной кушетке. Хозяин срывает с плеч добротную дорогую куртку — подложить под голову малышу…

Сюда бы наших законотворцев, которые запретили ветврачам применять наркотические средства для обезболивания. Пристегнуть бы наручниками, просто чтобы посидели денёк. Небось мигом убавилось бы в государстве идиотских законов…

Доходит черёд и до нас. Мой Чейз безропотно вспрыгивает на кушетку и послушно садится. Юная докторша осматривает швы у него на спине, потом наполняет лекарствами большой шприц. Громила-кобель, от которого на улице шарахаются прохожие, принимается панически вертеться, пытаясь уйти от иглы.

— Тихо, маленький, больно не будет… Ах ты, засранец! — вырывается у хирургини.

— Чейзище, — ворчу я, удерживая его за ошейник. — Если уж милая интеллигентная доктор тебя засранцем обозвала, то кто ты на самом деле есть?

Я ещё не такими словами его отругаю, пока будем идти до машины. Просто по той причине, что у нас с ним будет всё хорошо.

Если не считать, что на другом конце коридора как раз происходит вскрытие нашего второго любимца, не успевшего вовремя получить помощь…

Мой пушистый малыш…Чёрно-белая мягкая шёрстка,Неуклюжие лапы,Смешной любознательный нос…Сразу в десять сторонОт меня на прогулке ты порскал —И обратно спешил,И во взгляде светился вопрос.

Старый веник тебяЗаставлял улепётывать с писком,От хозяйского гневаСпасая обрезок хвоста.А потом ты, прощённый,Засовывал мордочку в миску —И заранее знал,Что кормушка не будет пуста.

Но один на другойНаши дни не бывали похожи,И всё тот же хвостишкоТорчал, как воинственный флаг:Ты решительным басомОблаивал поздних прохожих,Если был слишком резкимК хозяйке направленный шаг.

Ты седого бойцаРаскачал на потешную драку,Чтоб свирепый старикПоучил тебя тайнам борьбы…А когда заболел —Ни о чём не просил и не плакал,Ощутив приближеньеБезжалостной суки-судьбы.

Сколько было в тебеДоброты и весёлого света!И казалось — какиеПреграды на нашем пути?……Ползимы и весна.И начало последнего лета.И дыра на душе.И не может никак зарасти.

Когда всё случилось, я сразу позвонила в Москву, Урушкиному заводчику. И заводчик, имевший, на мой взгляд, полное право послать меня весьма далеко и на любое количество букв, сказал мне:

— Не плачь, я тебе щенка подарю.

Какое «не плачь»?! От подобного великодушия я только разревелась в сорок ручьёв…

Тем не менее во мраке замерцал светлячок надежды. Я стала часто заглядывать на сайт питомника, надеясь дождаться появления потомства от той же родительской пары. Такая вязка в самом деле планировалась, но, увы, у собак, как и у людей, не всегда всё получается «по заказу». Время шло, миновал почти год с того дня, когда меня впервые лизнул в щёку Урушка…

А потом произошло в точности по известной каждому заводчику поговорке: «Ехали за беленьким кобельком, а уехали с чёрненькой сучкой». Правда, в моём случае она оказалась не чёрненькой, а скорее шоколадно-коричневой. Я увидела на сайте питомника её фотографию — и, при всём моём нежелании заводить суку, эта малышка буквально заглянула со снимка мне в сердце.

Я позвонила кинологам:

— Там такая сучонка… Честное слово, ребята, была бы сейчас в Москве — за себя не поручилась бы!

Мне ответили:

— И очень хорошо, что ты сейчас не в Москве. Меньше глупостей натворишь.

Я всё-таки скачала фотографию с сайта и отправила им её «мылом». Буквально через полчаса раздался звонок:

— Скорее предупреди заводчика, чтобы не отдавал никому, завтра же едем девочку забирать!..

Так в моей жизни появилась Кирюшка. Родная, кстати, племянница покойного малыша, дитя его старшего брата.

Судьбе было угодно, чтобы к ней вскоре привязалась та же инфекция, что унесла Урушку. Видно, у нас в Питере обитает какой-то особый штамм, против которого московская прививка оказывается бессильна. Я успела понять смысл выражения «на чёрном небе горело чёрное солнце», но Кирюшка выкарабкалась. Её квалифицированно и самоотверженно спас тот самый врач, из-за ошибки которого я потеряла Урушку.