Павел Мариковский - Черная вдова

Работа идет. За час мне удается отпрепарировать пятнадцать паучков. Напряжение сильное, и я выкуриваю одну трубку за другой.

В последний мирный 1940 год перед Великой Отечественной войной в стране уже чувствовалось тревожное положение. Оно ощущалось и во многих мелочах. Например, появились перебои со снабжением спичками. Позже, во время войны, в армии, мы легко разрешили эту проблему, вспомнив дедовские, если не прадедовские кресала и трут, потом перешли на бензиновые зажигалки. Тогда же в институте кто-то из химиков предложил такой способ: в пробирке смешивали кристаллики марганцевокислого калия с серной кислотой. Тонкой длинной стеклянной палочкой из такой пробирки вынимали кусочек смеси и подносили к фитилю спиртовки. Тотчас же раздавался легкий щелчок, и на спиртовке вспыхивал огонек. Палочку, прежде чем опускать в пробирку за кусочком смеси, полагалось тщательно вытирать тряпочкой. Зажигать спиртовку приходилось часто.

Не отрываясь ни на секунду, я просидел за работой и весь перерыв. До конца работы оставалось два часа. В пробирочке уже было собрано сорок четыре ядовитые железы от двадцати двух паучков. Можно было прекратить препарировать и ставить эксперимент, но произошло неожиданное. Громкий взрыв на моем столе отбросил меня на спинку стула. От пробирки со смесью, которую я держал в руке, ничего не осталось. Она разлетелась вдребезги. Из левой руки хлынула кровь. Потом все куда-то поплыло, я потерял сознание.

Очнулся в кабинете Николая Ивановича на мягком диване. Возле меня хлопотали перепуганные сотрудники.

— Что там с пробирочкой, с железами паучков? — спросил я.

— Да цела ваша пробирочка! — успокоительным тоном сказал Николай Иванович. — Лежите и не беспокойтесь!

Через несколько минут я пришел в себя. Из многочисленных мелких ранок кисти левой руки все еще сочилась кровь. Несколько осколков стекла я вытащил. Два из них, как потом выяснилось, ушли глубоко. По-видимому, не заметив, стеклянной палочкой я подцепил кусочек ватного фитиля со спиртовки и перенес его в пробирку со смесью. Этого было достаточно, чтобы вызвать взрыв. Я сильно устал и, кроме того, был голоден, что и способствовало обмороку. Мне стало неловко перед сотрудниками. Но самое главное — пробирка с ядовитыми железами была цела.

— Прячьте свою пробирку в холодильник. Ничего с нею не случится за ночь. Завтра сделаете опыт! — посоветовал Николай Иванович.

На следующий день, когда я заявился на работу с забинтованной рукой, у меня появились помощники. Морской свинке, безропотно сносившей различные манипуляции, выбрили шерсть на брюшке, содержимое пробирочки набрали в маленький шприц. Удерживая свинку за ноги вниз головой, ввели иглу шприца в брюшную полость и опорожнили его.

Пришла и Мария Михайловна. Работая над созданием противокаракуртовой сыворотки, она много раз ставила опыты с ядом каракурта на свинках и картину отравления знала хорошо. Свинка помещена на стол в широкую банку с низкими стенками. Слегка повизжав, она почесала зубками место укола и успокоилась. Прошло несколько томительных минут. Никаких симптомов отравления на животном не заметно. Какими длинными показались мне эти минуты. Мария Михайловна торжественно улыбалась. Еще несколько минут, и сотрудники стали поглядывать на меня с явным участием. Но вдруг свинка слегка согнулась, нахохлилась, шерстка ее поднялась дыбом. Потом еще больше взъерошилась и вдруг резко вскинула головку. У нее началось характерное для отравления ядом каракурта судорожное сокращение диафрагмы. Выражение лица Марии Михайловны изменилось. Все заулыбались.

— Да, у ваших паучков яд такой же, как и у взрослых! — сказала она. — Сколько было введено ядовитых желез? Сорок четыре? Значит, судя по средней тяжести отравления свинки, каждый паучок уступает в ядовитости своей родительнице примерно в тысячу раз.

Свинка, переболев, выздоровела. Первый мой эксперимент с ядом каракурта закончился. Потом, наловчившись препарировать, я поставил опыты с еще большим количеством яда, от которого свинки тяжело болели.

— Вы знаете, откуда произошло слово — каракурт? — спросил я одного узбека-филолога.

— Ну, слово «кара» известное, означает «черный». И паук этот, как вы говорите, действительно черный. А слово «курт» что-то неопределенное, ни паук, ни насекомое, ни червяк. Пожалуй, в русском языке для него равнозначным будет слово «козявка».

— Но почему же «козявка», когда в тюркских языках существует, насколько я знаю, слово паук-«ормекши».

— Не могу я вам сказать ничего определенного. Образование слов часто имеет сложную и длительную историю. Какая-то загадка кроется в этом слове. За что-то его так называют. «Курт» — и все!

Ладно, думаю я. Когда-нибудь допытаюсь, в чем дело и скорее всего узнаю у местных жителей.

В разных частях земного шара этого паука называют по-разному. В Италии и Франции его окрестили словом «мальмигнато», то есть «зловредный». В Трансиордании зовут «акис», караногайцы называют его «карабия», ногайцы Крыма — «би», иранцы — «бо», даргинцы — «шахлакиска», кумыки — «карамия» и «биймия», аварцы — «ичкал», текинцы — «карамец», арабы — «рутейла», таджики — «гунда». Русские его окрестили чернозадиком, черным пауком, черным ядовитиком, пауком-ядовитиком и даже чернозобиком. Прежде в России некоторые неправильно переводили слово «каракурт» как «черный волк», «черная смерть». Наряду с этим слово «каракурт» было хорошо известно с давних времен первым русским путешественникам — натуралистам и зоологам, посетившим Среднюю Азию, и затем прочно вошло в отечественную литературу.

Казахи, киргизы, узбеки, туркмены, составляющие основное население Средней Азии — все называют этого паука каракуртом, так же зовут его и русские, живущие здесь. Впрочем, старожилы, населяющие Семиречье, ему дали забавное название «карантул». Оно произошло от слияния двух слов — каракурт и тарантул.

В США, где каракурт также хорошо знаком фермерам, его называют «паук черная вдова». Это же название дали ему жители Поволжья. Точно так же звучит в переводе с калмыцкого — «бельбесенхара» или «чимхара». Совпадение названий, возникшее у совершенно различных и не связанных друг с другом народов, к тому же обитающих в различных частях земного шара, не случайно и отражает одну из характерных и метко подмеченных особенностей жизни паука. Самка, якобы, после оплодотворения всегда расправляется с «супругом», убивая его своим ядом и, таким образом, оставаясь «вдовою». Родовое название, данное ему впервые ученым Ц. Валькенером, Latrodectus — означает «кусающий разбойник». Еще пишут — Lathrodectus, то есть с добавлением буквы «h», что означает «кусающий исподтишка». В зоологии на этот счет царит строгий порядок. Наименование, впервые данное ученым, пусть не совсем правильное и не соответствующее по каким-либо особенностям действительности, все же обязательно сохраняется на основании так называемого закона «приоритета».