Виталий Бианки - Клуб Колумбов

Ещё надо иметь в виду, что необычайно длинная, так восхищающая вас песнь кенара — продукт человеческого воспитания, продукт культуры. Есть такой анекдот: американского миллиардера привёл в восхищение газон в саду какой-то английской виллы — невиданно ровный и густой. Богач вызвал садовника и спросил его, — как ему вырастить у себя в Америке такой же газон?

«Очень просто, — ответил садовник. — Купите у нас семян, на десять пенсов, посеете их у себя, а потом будете триста лет подстригать его аккуратно, ухаживать за ним, пока он и у вас станет таким же, как в Англии».

Триста лет, из поколения в поколение человек развивал у молодых кенаров естественные музыкальные способности: подвешивал их клетки к клеткам лучших певцов — кенаров и других птиц. Из поколения в поколение кенары совершенствовали своё пение, подражая старикам, внося своё в это искусство. Что тут приобреталось подражанием, что передавалось по наследству, — вопрос сложный. Но, будьте уверены, что без «науки», без «воспитания» ни один одичалый, выращенный в лесу кенарок не будет петь так, как этот вот наш певун у нас в комнате зимой. Поэтому очень интересна мысль Колка — развешивать клетки с кенарами в лесу.

Промптовские канарейки в Колтушах через открытые окна слышат песни полевых жаворонков, лесных коньков и вплетают в свои, песни целые музыкальные фразы из их песен. А дикие певцы в силу подражания начнут учиться у клеточных своих товарищей. Молоденькие птицы — настоящие обезьянки, у них это врождённое.

Знайте же: в вопросе об акклиматизации канарейки в Земле Неведомой жизнь сама идёт вам навстречу. Канареечный вьюрок — тот самый, из которого человек сделал канарейку, — давно уже начал распространяться на север и восток. Раньше он жил на Канарских островах, в Африке, на берегах Средиземного моря, а в нашем столетии отдельные парочки начинают гнездиться всё ближе и ближе к нам. Уже поселяются канареечные вьюрки всё севернее по берегу Балтийского моря: в Литве, Латвии, даже в Эстонии, а восточнее — в Белоруссии. Летом выводят здесь птенцов, а в октябре собираются в стаи и отлетают на юг. Становятся, выходит, перелётными птицами. И можно надеяться, что выведенные нашими маленькими перелётными, на зиму улетающими из Земли Неведомой на юго-запад, канареечки последуют за ними, а весной снова вернутся к нам.

Так мы дадим Родине ещё одного прекрасного певца, который без нашего доброжелательного вмешательства добирался бы до нас ещё сотни, а то и тысячи лет.

Открывая Новый — Вечно-Новый, как сказал наш поэт, — Свет, исследуя Землю Неведомую и тайны ее раскрытия, мы — колумбы — приближаем прекрасное будущее. И чем больше будет на нашей планете таких колумбов, чем крепче они будут любить Землю, изучать её, разгадывать её загадки, тем скорее развеется окутывающая её тьма незнания, и тем скорее наступит на ней счастливое солнечное утро для всего живого.

Позвольте закончить мою речишку тостом Лава, произнесённым на открытии Клуба:

Да здравствуют колумбыИ Вечно-Новый Свет!Привет ему, привет!Пытливый глаз и ум быСберечь нам до ста лет.

Всем членам Клуба Колумбов желаю в наступающем Новом Лесном году в Земле Неведомой сто новых вопросов, загадок и тайн!

Выпив обжигающий чай, съев обжигающее мороженое, колумбы разошлись по домам, горячо обсуждая свои будущие исследования и открытия.

Разные случаи, записанные в уют-компании Клуба Колумбов в Земле Неведомой

Кто-то сказал: жизнь существует для того, чтобы о ней рассказали.

Мы с этим согласны. Ведь если о нашей жизни не рассказать, — она бесследно канет во тьму времён, и потомки ничего о ней не узнают. А мы хотим, чтобы они узнали, что мы видели и пережили в нашем путешествии в Страну Неведомую. Может быть, наши товарищи-современники и товарищи-потомки заинтересуются и сами отправятся разыскивать новые земли, открывающиеся на старых землях пытливым глазам и умам.

Мы стараемся описать разные случаи в Стране Неведомой письменно. Ведь это лучший способ общения с современниками, а с потомками — единственный. Письменность — основа всей человеческой культуры.

Жизнь надо рассказать письменно: только так она дойдёт до всех людей. А это надо уметь, это не так-то просто. Вот мы и учимся.

У записанного рассказа — пером ли, карандашом или красками — свои законы. Их-то мы и стараемся постичь. Мы поняли уже, что описывать надо так, чтобы читателю было видно всё, о чём рассказываешь. А это может получиться, только если сам видишь перед собой с закрытыми глазами то, что описываешь. Именно так всем надо учиться видеть. И тогда все будут находить слова для описания. И краски. Ведь настоящий рассказ — это не что иное, как наблюдения, чувства и мысли, облечённые в слова, написанные пером, карандашом или красками. Правда? Вот мы и стараемся, как должны, нам кажется, стараться все: ведь каждому хочется оставить после себя память о том, что он видел своими глазами, перечувствовал и передумал.

А уж как это у нас получилось, — судить не нам. Мы уж сто раз обсуждали. Больше не можем.

Ре остановилась: ей послышался за деревьями чей-то плач.

Прислушалась. Сомнений быть не могло: кто-то тоненько плакал, отчаянно, с надрывом. Как мог попасть сюда ребёнок, ещё чуть рассвело, кругом дремучий лес, рядом — болото. Но именно со стороны болота и слышался плач — отчаянная мольба о помощи, крик, понятный и без слов.

Не раздумывая, Ре бросилась через густой елушник — на помощь.

Не доходя до болота, елушник вдруг кончился. С опушки открылся широкий вид на кочковатую равнину, поросшую мхом, травой и мелкими корявыми сосёнками. Местами виднелись пятна очень яркой, светло-жёлтой травки. На одном из таких пятен что-то шевелилось, и оттуда нёсся тоненький голосок, почти свист, — теперь Ре показалось — птичий.

Но только что хотела Ре ступить на трясину, как совсем близко от неё за деревьями раздался низкий звериный рык. Ре невольно отпрянула назад в елушки. Писк тоже сразу смолк.

«Что делать? — быстро подумала Ре. — Может, это медвежонок? Медведица не хочет, чтобы я подошла к нему. А если это — ребёнок — и просто напугался зверя?»

И вдруг она вспомнила, что только что рассталась с Андом. Он пошёл по тропе и, верно, был ещё недалеко. «Вдвоём отпугнём медведицу и спасём малыша!»

Ре бросилась назад через елушки и через минуту уже была на тропе. Отбежав по ней шагов сто, она остановилась, набрала полную грудь воздуха и крикнула что было силы: «Андр-рей! Эй!»