Александр Власенко - «Дикая звер», железная фрау и летающая тарелка

Разные бывали у меня клиенты, в том числе и такие, кто по многолетней привычке начальствовать подавал команды собаке тем же ровным и бесстрастным голосом, что и приказания своим подчиненным по службе. Давно сложившийся стереотип в дозировании наружного проявления эмоций взрослому человеку преодолеть очень трудно. И «разговор с зеркалом» для этого – лучшая форма аутотренинга. Но изо всех одна только фрау Лола вырабатывала правильные интонации указанным способом вне моего контроля. Другим то ли неудобно было лицедействовать наедине с собой, то ли несолидно, либо они считали, что обойдутся и так, однако же из-за недостаточной предварительной подготовленности у них и дрессировка впоследствии шла не в пример корявее.

Рассказывать о том, как продвигалось обучение Байкала послушанию и следовой работе, в общем-то ни к чему. Все получалось вполне обыкновенно, не лучше и не хуже, чем с любой другой умной, своевольной и довольно-таки распущенной собакой. Обоняние, конечно, у него было отменное, куда острее, нежели у среднестатистической немецкой овчарки. Потому давность следа пришлось увеличивать очень быстро. Но вот что упомянуть стоит особо. Поскольку мне, как выяснилось, предстояло в недалеком времени растравливать Байкала на себя, вскоре пришлось резко ограничить мои с ним непосредственные контакты. Более того, когда пес пытался меня поприветствовать при встрече либо привлечь к себе внимание, я делал вид, что в упор его не вижу. Лайчук воспринял изменение моего поведения несколько растерянно, а потом стал относиться ко мне с каким-то сомнением, как к пришибленному из-за угла пыльным мешком. Даже после начала занятий по защите сомнения эти все никак не выливались в открытую враждебность, а надолго застряли в стадии серьезных подозрений насчет благонадежности, и лютой ненавистью это обернулось еще ох как не сразу.

Впрочем, печальная повесть об испорченных между мною и Байкалом отношениях заслуживает более подробного изложения.

Сам по себе «дикая звер» к людям был настроен крайне дружелюбно и ласково. Кусать меня он решился только после довольно длительной выдержки на голодной диете, когда я стал забирать у него буквально изо рта выданную ради такого случая большую и аппетитную кость. Причем удовлетворительную по силе хватку мне удалось вызвать, лишь назойливо подщипывая Байкала при каждом удобном случае за гачи и пах. Хватка у него была от природы самая что ни на есть лаячья – быстрая, режущая, но мелкая и непродолжительная. Со временем он приучился захватывать дрессировочный рукав или же защитную манжетку глубже, с трепком, но все равно не полной пастью, так что на занятия с ним я брал легкий тонкий рукавчик, предназначенный для растравки щенков.

Вскоре Байкал понял, что в моем присутствии спокойно погрызть косточку все равно не удастся и что лучшим способом обеспечения собственной безопасности, а равно и сохранности ценных продуктов питания является превентивная яростная и продолжительная атака на меня, покуда я, после борьбы, не покину, хромая и стеная, поле брани или не замру, в бессилии раскинувшись на земле. Но и тогда бдительность терять противопоказано, иначе, стоит лишь переключить внимание на лакомое блюдо, зловредный враг тут как тут оживает и вновь портит собачий аппетит. А нужно дождаться, когда хозяйка, прихватив косточку с собой, отведет одержавшего победу героя на территорию, недоступную подлому противнику, и там вручит храбрейшей на белом свете собаке, рассыпаясь в дифирамбах, отвоеванную с боем вкуснятинку.

Вслед за этим, чтобы пес не зацикливался на мысли о жратве, мы косточку подменили миской, за которую он, естественно, все равно рвался на меня в драку, но зато не так торопился вернуться назад, поскольку знал об отсутствии внутри нее полезного содержимого. И пока Байкал окончательно не расхрабрился, добились облаивания фигуранта, спрятавшегося в укрытии. Перед одним из укрытий (а в качестве таковых специально для наших занятий честь по чести соорудили три переносных шалаша) я ронял миску, предварительно внаглую похищенную, а сам, спрятавшись в оное укрытие, к тому же отгораживался от возможного нападения ширмой, закрывавшей меня до пояса. Варьируя дистанцию пуска, работу на длинном поводке и без поводка, скорость приближения хозяйки и расстояние, на котором перед шалашом оставлялась упомянутая емкость, получить нужный результат оказалось делом нехитрым. А еще в руках у меня был длинный прутик, который, если зверь снижал активность облаивания, я протягивал к святому для всякой любящей покушать собаки предмету. Когда же прием затвердился в песьей памяти, мы стали обходиться и без миски, и без ширмы. В общем, Байкал очень скоро суть задачи постиг, быстро обегал укрытия, находил меня и сварливо облаивал, иногда норовя подлезть под шалаш с тыла. Конечно, постиг лишь в первом приближении, не умея пока как следует кусаться и потому только не решаясь напасть спереди, а вовсе не по причине отличной обученности.

Однако же надолго стопориться исключительно на облаивании не стоило, чтобы у собаки не закрепилась привычка обходиться при конфликтах с двуногими врагами одним брехом. Приспела уж пора и настоящим свирепством заняться. Но Байкалу совсем не хотелось преследовать и кусать меня, удаляясь от безусловно любимой косточки либо от условно любимой миски более чем на три метра. Ну что ж, если гора не идет к Магомету… Стал я тогда у голодной, как обычно, собачки то тот, то другой из сих обожаемых ею предметов из-под носа нахально утаскивать, а отбежав на некоторое расстояние, изображать процесс сладострастного пожирания. Разве найдется среди психически здоровых такой кобель, кто на пустой желудок столь гнусное издевательство вытерпит? Байкал был целиком и полностью адекватен, а потому, возмущенный и отпущенный, несся ко мне, изрыгая и рык, и стон, и благородный гнев. А уж когда он настигал похитителя и воздавал ему полной мерой, как это предусмотрено восточно-сибирским таежным законодательством, мне приходилось вертеться и убирать ноги вдвое быстрее, поскольку у доведенного до белого каления псенка регулярно обнаруживалось желание цапнуть меня куда-нибудь мимо рукава. Естественно, что после более или менее продолжительной схватки отчужденное преступным путем имущество либо продовольствие возвращалось к законному владельцу. И надо было видеть, с каким потом горделивым презрением поглядывая своими раскосыми глазенками на меня, поверженного во прах, Байкал торжественно и церемонно приступал к трапезе. Ни дать ни взять – ордынский хан, справляющий тризну по еще живому, но уже обреченному на заклание кровнику.

С каждым разом предмет, предназначенный для пробуждения агрессии посредством его хищения, оставлялся на все большей от Байкала дистанции, а потом фрау Лоле пришлось поупражняться в прицельном метании: предмет нужно было забрасывать непосредственно в расположение противника, предваряя тем самым пуск собаки на задержание. Использовать для этого тяжелую и скользкую, покрытую ошметками мяса кость не очень удобно, а вот с небольшой стальной миской, особенно если ее посылать в полет горизонтально, вверх донышком, легко управляется и женская рука. Глазомер и ловкость фрау Лолы были выше всяких похвал, и после первой же тренировки она блестяще освоила данный раздел «уфологии». «Летающая тарелка», закрученная ею броском от груди, шагов с пятнадцати ложилась точнехонько мне под ноги. А следом, обнаружив мое с миской предосудительное соседство, с места в карьер на крыльях ярости летел Байкал…