Анатолий Дементьев - Десять тысяч шагов

Егерь на минуту задумался.

— Нет, пожалуй, — сказал он, — не мог. Зверь на человека первым не нападет, если уж только вынудят. Но такое редко бывает. Этот сохатый от людей добра не видал. Чего бы и ему жалость проявлять, а? И все-таки — убить… Нет, не мог.

СТАРЫЙ ДОМ

Поиски привели меня в самый конец тихой улицы почти на окраине города. Сюда не долетали скрежет и звон трамваев, урчание автомобильных моторов. Широкая канава, отделявшая тротуар от проезжей части дороги, густо заросла сорной травой, из которой кое-где выглядывали крупные венчики бледно-розовой космеи на тонких высоких стеблях. Могучие тополя, росшие по обе стороны улицы, шелестели начинавшей желтеть листвой. Дом, который я искал, стоял предпоследним в четном ряду. Это была еще крепкая постройка из толстых потемневших от времени бревен, на сером фундаменте, сложенном из дикого камня. На улицу дом смотрел тремя высокими окнами без ставней. В обе стороны от него тянулся невысокий забор с уцелевшими местами резными украшениями. Деревянные потрескавшиеся кружева сохранились и на наличниках окон.

Я поднялся на порядочно истертую каменную ступеньку парадного входа, ища глазами кнопку звонка, и увидел прибитый над дверью ржавый железный овал. На нем выпуклыми буквами было написано: «В обществе «Россия» застраховано. 1908 год». Выходило, что дому более шестидесяти лет. Таких построек уже мало оставалось в нашем большом городе. Их неумолимо теснили многоэтажные дома. А эта затерявшаяся на окраине улочка еще хранила на себе отпечаток старины и походила на театральную декорацию. Казалось, вот сейчас откроется одна из дверей и на улицу выйдет человек в поддевке, картузе с лаковым козырьком и плисовых шароварах, заправленных в сапоги-бутылки, или выплывет дородная купчиха в цветастой шали.

Вытащив бумажку, на которой был записан адрес, я еще раз сверился по ней и, убедившись, что не ошибся, нажал на черную кнопку. Где-то в глубине дома прозвучала слабая трель электрического звонка. Чуть качнулась занавеска на ближнем окне — очевидно, меня кто-то рассматривал из комнаты, потом послышались легкие шаги и дверь бесшумно открылась. В проеме стояла высокая пожилая женщина в длинном темном платье. Несмотря на теплый день, голову ее и плечи прикрывал серый пуховый платок, из-под которого выбивались густые черные волосы с редкими серебряными нитями. Без сомнения, когда-то эта женщина была очень красивой. Следы былой красоты и сейчас еще сохранились, хотя лицо испещрило множество мелких морщинок, а под большими печальными глазами лежали глубокие тени.

Хозяйка дома молча и вопросительно смотрела на меня.

— Простите, пожалуйста, я по объявлению.

— По объявлению? — удивилась она. Голос у нее был мягкий и какой-то Тоже печальный. Потом, словно вспомнив, поспешно добавила: — Ах, да… Проходите.

Женщина посторонилась, пропуская меня, закрыла дверь на длинный железный крюк и пошла впереди, показывая дорогу. Миновав застекленную веранду, мы оказались в тесной прихожей, где на вешалках висела какая-то одежда, из нее прошли в столовую и, наконец, попали в небольшую комнату с единственным так называемым итальянским окном, обращенным во двор. Хозяйка указала мне на старый венский стул, сама села на другой и сказала:

— Что же вас интересует? Буфет, диван или письменный стол? Все это вещи старые, вернее, старинные, — она чуть вздохнула. — А может, вы желаете посмотреть ружье? Оно в хорошем состоянии. Муж очень берег его. Если не ошибаюсь, это ружье работы какого-то знаменитого иностранного мастера. Кажется, бельгийца.

— Ружья теперь просто так продавать не разрешается, — мягко заметил я. — Только через охотничий магазин. А я хотел бы посмотреть книги. В объявлении упоминается и о книгах по охоте…

— Книги? — переспросила женщина и в голосе ее послышалась нотка разочарования. — Да, есть и книги. Но они сложены в ящиках на чердаке. Вам придется подняться туда одному. Правда, книги все старые. Там еще и журналы. Муж, — она по-особенному, с какой-то ласковой грустью произнесла это слово, — много лет собирал старые книги и журналы. И я бы ни за что с ними не рассталась. Да вот приходится уезжать, все продаю…

Я вспомнил начало объявления: «По случаю отъезда продаются домашние вещи…»

— Именно старые книги меня и интересуют.

— Что ж, посмотрите. Может быть, найдете что-нибудь подходящее.

Мы снова прошли через столовую и прихожую на веранду и остановились у деревянной лестницы, которой раньше я не заметил. Она вела к прямоугольному отверстию в потолке. Женщина посмотрела на мой костюм и посоветовала:

— Снимите пиджак. Наверху много пыли. Все, что отберете, перенесите в кабинет. А я, извините, займусь своими делами.

— Хорошо, — согласился я и, сняв пиджак и повесив его на гвоздь, стал подниматься по скрипучей лестнице.

Чердак был большой. Свет сюда проникал через слуховое окно, стекла которого покрывали пыль и паутина. Значительную часть чердака занимала сваленная в кучу негодная мебель: кресла с прорванными сидениями, столики на сломанных витых ножках, кровать без сетки с никелированными спинками, неизвестно как попавший сюда мольберт, горшки с засохшими комнатными цветами и прочий хлам. У окна я увидел старинный, окованный узорными железными полосками сундук и два внушительных размеров фанерных ящика. На всем лежал толстый слой рыжеватой пушистой пыли. Было душно, очевидно, потому, что железная крыша сильно нагрелась. Застоявшийся воздух отдавал затхлостью. Где-то над головой без умолку ворковали невидимые голуби.

Я подошел к сундуку, откинул тяжелую крышку и едва удержался от радостного крика: он почти доверху был наполнен книгами. Потом заглянул в ящики. В них тоже были книги и журналы. Сердце мое учащенно забилось: не зря тащился в такую даль, не зря потратил столько времени на поиски этого старого дома. Время перестало для меня существовать.

В сундуке и ящиках оказалось много старых, еще дореволюционных изданий и книг, выпущенных в двадцатые-тридцатые годы. Особенно я обрадовался, обнаружив аккуратно перевязанные тесемками полные комплекты журналов «Всемирный следопыт» и «Вокруг света» за все годы, а также ставшие подлинной библиографической редкостью заботливо переплетенные по годам журналы «Охотничий вестник», «Уральский охотник», «Охотник и рыбак Сибири», «Охотник и пушник Сибири» и «Боец-охотник». У меня дух захватило. Ведь это было настоящее богатство, да еще какое. Нагруженный объемистыми связками, я спустился на веранду.

Хозяйка дома, услышав скрип лестницы, выглянула из кухни.