О всех созданиях - прекрасных и удивительных - Джеймс Хэрриот

ГЛАВА ПЯТАЯ

Глухое ворчанье, зарождавшееся где-то в самых недрах грудной клетки, зарокотало в моем стетоскопе, и я внезапно с пугающей ясностью осознал, что такого огромного пса мне еще видеть не доводилось. Да, насколько я мог судить по моему довольно бедному опыту, ирландские волкодавы, бесспорно, были выше, а бульмастифы, пожалуй, шире в плечах, но по общим габаритам пальма первенства несомненно принадлежала этому устрашающему колоссу по кличке Кланси.

Самая подходящая кличка для собаки ирландца, а Джо Муллиген был ирландцем до мозга костей, хотя и прожил в Йоркшире не один десяток лет. Джо привел Кланси на дневной прием, и, увидев, как косматый пес бредет, заполняя собой коридор, я припомнил, с каким солидным благодушием он сносил веселую назойливость собак помельче, когда мы встречались на лугах вокруг Дарроуби. Ну, на редкость смирный, дружелюбный пес!

И вот теперь в могучей глотке клокотало зловещее ворчанье, словно отдаленная барабанная дробь, раскатывающаяся по подземной пещере. И по мере того как стетоскоп продвигался между ребрами, ворчанье становилось все громче, а губы подергивались над грозными клыками, словно их колебал ветер. Вот тут я и осознал, что не только Кланси — чудовищно крупная собака, но и что я совершенно беззащитен: стою перед ним на коленях и мое правое ухо находится совсем рядом с его пастью.

Я поспешно поднялся с колен и убрал стетоскоп в карман, а пес смерил меня холодным взглядом — искоса, даже не повернув головы. Но в самой его неподвижности таилась наводящая ужас угроза. Вообще-то я не склонен волноваться, когда пациенты огрызаются на меня, но во мне крепла уверенность, что этот огрызаться не будет, а сразу устроит что-нибудь эффектное.

И я слегка отодвинулся.

— Так, какие вы замечали симптомы, мистер Муллиген?

— Что-что? — Джо приставил ладонь к уху.

Я вобрал побольше воздуха в грудь и завопил:

— Что с ним такое?

Старик взглянул на меня с полным недоумением из-под козырька аккуратно надетой кепки и потрогал шарф, завязанный поверх кадыка, а из трубки в самом центре его губ поднялись завитки голубого дымка, словно знаки вопроса.

В памяти всплыли подробности былых недомоганий Кланси, и, шагнув к мистеру Муллигену, я во всю мочь крикнул прямо ему в лицо:

— Его рвет?

Ответ не замедлил себя ждать. Джо облегченно улыбнулся и вынул трубку изо рта:

— Да, да, сэр. Выворачивает его. Сильно выворачивает! — Он явно почувствовал под ногами знакомую почву.

Лечение Кланси всегда велось на расстоянии. В самый первый день, когда я приехал в Дарроуби два года назад, Зигфрид сообщил мне, что этот пес почти эрдель, но ростом с хорошего осла, совершенно здоров, и только его склонность пожирать весь мусор, какой ему попадается, приводила к естественным результатам. Через определенные промежутки времени ему прописывалась большая бутылка микстуры из углекислого висмута. Тогда же я узнал, что Кланси завел от скуки обыкновение валить Джо с ног и трепать, как крысу. Но хозяин все равно его обожал.

Тут во мне заговорила совесть: когда-нибудь же надо провести полный осмотр. Смерить ему температуру, например. Ну, что тут такого? Ухвачу хвост, приподниму и введу термометр в задний проход… Пес повернул голову и посмотрел мне в глаза ничего не выражающим взглядом, и я опять услышал глубокий барабанный бой, а верхняя губа чуть вздернулась, обнажив на мгновение белую сверкающую полоску.

— Отлично, мистер Муллиген! — воскликнул я деловито. — Сейчас я дам вам бутылочку микстуры.

В аптеке под рядами бутылей с латинскими названиями и стеклянными притертыми пробками я взболтал микстуру в десятиунциевом флаконе, вдавил в горлышко пробку, приклеил ярлычок и написал обычные указания. Джо с удовлетворенным видом сунул в карман хорошо ему знакомую целебную жидкость в столь же привычном сосуде и повернулся к дверям, но тут во мне снова взыграла совесть.

— Приведите его в четверг в два часа! — крикнул я в ухо старику. — И, если можно, не опаздывайте, а то сегодня вы что-то задержались.

Я смотрел, как мистер Муллиген удаляется по улице, а из его трубки вырываются клубы дыма, словно над отходящим от станции паровозом. Позади него вразвалку шагал Кланси, полное воплощение внушительной невозмутимости. Весь в тугих каштановых завитках, он действительно походил на гигантского эрделя.

В четверг, задумчиво прикинул я, в два часа дня… мы с Хелен, наверное, будем сидеть в кино, как обычно. ведь вторая половина четверга у меня была выходной.

Утром в пятницу Зигфрид за письменным столом распределял вызовы. Он вырвал из блокнота листок со писком и протянул мне.

Ну вот, Джеймс. Как раз достаточно, чтобы вы обеда не слишком бездельничали.

Тут его взгляд скользнул по записям вчерашнего приема, и он обернулся к младшему брату, который, выполняя свою утреннюю обязанность, растапливал камин.

— Тристан, так вчера Джо Муллиген приходил со своим псом и ты его смотрел? Ну и твое заключение?

Тристан поставил ведро с углем на пол.

— Ну, я прописал ему висмутовую микстурку.

— Я понимаю. Но что ты установил, осматривая пациента?

— А-а! — Тристан задумчиво потер подбородок. — Выглядит он прекрасно. Сущий живчик.

— И это все?

— Да… собственно говоря.

Зигфрид обернулся ко мне.

— Ну а вы, Джеймс? Вы же смотрели эту собаку позавчера. И что вы у нее нашли?

— Вопрос довольно сложный, — ответил я. — Пес этот ростом с хорошего слона и вообще какой-то жутковатый. Мне все время чудилось, что он только выжидает удобного случая. А кроме старика Джо удержать его было некому. Боюсь, мне не удалось провести полного обследования, но должен сказать, у меня сложилось то же мнение, что и у Тристана. Сущий живчик.

Зигфрид устало отложил ручку. Ночью судьба нанесла ему один из сокрушительных ударов, которые она приберегает специально для ветеринара: вызов в час ночи, когда он только-только уснул, и вызов в шесть утра, когда он снова только-только уснул. А потому его огневая энергия несколько поугасла.

Он провел рукой по глазам.

— Да смилуется над нами Бог! Вы, Джеймс, дипломированный ветеринарный врач с двухлетним опытом, и ты, Тристан, студент-выпускник, — вы оба сумели обнаружить только одно, что он — сущий живчик! Скверно, очень скверно! И вряд ли заслуживает названия клинического диагноза. Когда к нам приводят животное, я жду, что вы запишете его пульс, температуру,