Далекие охотничьи годы - Николай Михайлович Мхов

из ребят уже катил на велосипеде в город, к Долину, с «боевым» донесением, и Вадим Максимович с милиционером и понятыми как снег на голову появлялся в доме браконьера.

Однажды приехал Вадим Максимович в лесную деревушку навестить своего приятеля, пенсионера-егеря. Не успел обрадованный старик расспросить толком, каким счастливым ветром занесло его сюда, а хлопотливая старушка раздуть самовар, как во дворе забрехали собаки, застучали в сенях каблуки, дверь с треском распахнулась и в избу ввалились два запыхавшихся паренька.

— Четыре охотника!.. казенной просекой!.. к старым токам!.. — вперебой выкрикивали они.

Оказывается, пост выследил четырех незнакомых охотников, направлявшихся казенной просекой к клюквенному болоту.

— Не иначе как на тока, — заключили ребята.

— На ловца и зверь бежит, — хитро поглядывая на Долина, усмехнулся старый егерь.

— Тогда вот что, друзья, — решил, подумав, Вадим Максимович. — Попытаемся задержать их. Сколько вас в посту наблюдения? Восемь? Прекрасно! Собирайтесь все сюда ровно к часу ночи. Только смотрите, чтобы все было тихо, осторожно, выдержка — прежде всего!

Сидеть в засаде где-нибудь под елью на опушке, следить за приезжими охотниками, пластунски незаметно красться за ними — все это для ребят было истинным наслаждением, напоминало всамделишную войну, героические подвиги патриотов, опасные переходы, боевые задания…

Ночь, невидимый враг, напряженная тишина… Ребята с таким поглощающим увлечением выполняли обязанности дежурного по посту наблюдения, что забывали про сон, усталость, холод. Они мужественно переносили все тяжести, связанные с выслеживанием браконьера.

Ночь выдалась по-весеннему темная, звездная, с легким морозцем. Вадим Максимович вел ребят в обход просеки. Ковер из прошлогодней хвои заглушал шаги. Старик егерь безошибочно, как днем, указывал сухой, удобный путь.

На старой порубке, где догнивали невывезенные дрова, Долин приказал ребятам сидеть и ждать сигнала.

Ребята тесно друг к дружке притулились у развалившейся поленницы. Зябко пробегали по спине мурашки, стыли пальцы в плохонькой обуви, пощипывало уши и щеки. Но они терпели, сидели неподвижно, напряженно всматриваясь в темень леса. Часов ни у кого не было. Ожидание тянулось нескончаемо долго, в мучительном напряжении.

Постепенно менялось небо: еще плотная тьма заполняла лес и густой чернью выделялись кусты, но уже обрисовывались кроны сосен и звезды блестели не в бархатной непроницаемой глубине, а в видимой, иссиня-блеклой выси.

— Скоро рассвет, — шепотом сообщил старший мальчик соседу, зябко передергивая плечами.

Вдруг грохнул, словно разорвалась бомба, выстрел, и раздался пронзительный, вибрирующий, тревожный свисток.

Ребята уже мчались к Долину.

…Высокий, тучный человек, отчаянно ругаясь, потрясая кулаками, напирал на Вадима Максимовича, освещавшего ручным фонариком негодующую его физиономию.

— Предъявите охотничий билет! — властно требовал инспектор.

— Ты!.. — рассвирепел охотник. — Да я тебя!.. — он сорвал с плеча ружье, но егерь дернул его за стволы, и оно оказалось в руках старика.

— Гра-абить?! — исступленно взвизгнул браконьер и замахнулся, но ударить не пришлось: кто-то из подбежавших ребят кошкой прыгнул и цепко повис на его руке.

— Без билета не верну ружья! — категорически заявил Долин.

Тучный браконьер кричал, бранился, грозился «показать Кузькину мать», но, уже явно побежденный, сдался:

— На, подавись им! — швырнул к ногам Долина билет.

Остальные трое бросились сначала было на помощь дружку, но, услыхав милицейский свисток и голоса ребят, выжидательно отошли в сторонку.

— Ваши билеты? — обратился к ним Вадим Максимович.

— А мы при чем? — удивился кругленький, небольшого роста пожилой охотник. — Он стрелял, он убил глухаря, а мы виноваты…

— Мы — пост наблюдения за правильным ведением охоты. Вы обязаны предъявить охотничьи билеты. Если не предъявите, задержим и отправим в город! — вразумительно настаивал Долин.

Охотники пошумели, пофырчали, погрозили, но билеты отдали.

— Все вы будете привлечены к ответственности за браконьерство. А вы, — Вадим Максимович обратился к тучному, — еще и за хулиганство! Билеты перешлем в ваше охотничье общество после составления актов.

Долин подобрал глухаря и вместе с ребятами и старым егерем направился к просеке.

Разъяснило. Стволы сосен посветлели. Три мальчика свернули в кусты и неслышно исчезли — следить за «охотниками».

— А если бы они вчетвером полезли драться?.. Если бы кто-нибудь из этих мерзавцев выстрелил?.. Что бы тогда? Ведь с тобой дети были! — спросил я, выслушав рассказ Долина.

— Это исключено, — убежденно заверил Вадим Максимович. — Ты не знаешь психологии браконьера. Браконьер — трус и, как всякий трус, способен на решительные действия только в том случае, если чувствует силу на своей стороне. А тут — голоса, свисток милиционера. Ну, а потом, дорогой мой, «волков бояться — в лес не ходить».

Долин, сам того не замечая, воспитывал в ребятах храбрость, товарищество, правдивость.

Какой-то пьяный, горланя песню, шатаясь, спотыкаясь, отправился с ружьем в лес. Дежурные поста наблюдения — два паренька лет по тринадцати — немедленно пошли за ним.

Стрельба открылась, едва «охотник» вступил в лес: убил дятла, ранил белочку, сшиб с гнезда горлинку. Ни просьбы, ни крики, ни угрозы ребят не производили на стрелка никакого впечатления. Тогда они решили отнять у него ружье. И ведь отняли! Выломали длинную осинку с крючковатым сучком, подползли к «дяденьке», поймали за ногу да так дернули, что тот растянулся во весь рост, выронив ружье. Пока поднимался, пока ругался, пока соображал, как это ему угораздило хлопнуться, ребята схватили ружье и побежали в деревню.

Как пчелы на мед, слетались к Долину со всех сторон ребята. Не только в деревне, но и в городе постоянно он был окружен ими. С ребятами у него велись весьма существенные дела, поглощающие все их время, свободное от школьных занятий. То починяли лодку — стругали, конопатили, шпаклевали, красили; то сооружали из тонких прутиков клетки для певчих птиц; то плели корзинки для подсадных уток; то шумной гурьбой отправлялись на луга за лекарственными травами.

У Вадима Максимовича не было своих детей, и, возможно, это привязывало его к ребятам, вызывая у них ответное чувство детского преклонения и любви. Он для них был командиром, защитником, другом, учителем. Приказание его — закон, слово — истина! Он для них — авторитет, высшее мерило, олицетворение правды.

— Вадим Максимович! — явилась как-то к нему классная руководительница из соседней школы. — На что это похоже? Необходимо сад привести в порядок, а ребята заявили, что они «заняты выполнением задания товарища Долина». Как вам это нравится: задание товарища Долина?

Вадим Максимович, явно довольный выходкой школьников, добродушно, громко хохотал на «а».

— Чем вы их покорили? — недоумевала учительница.

— Понятия не имею! — искренне признался Вадим Максимович.

На другой день школьный сад был перекопан, стволы яблонь обмазаны известкой, малина подвязана, сушняк собран в кучу и сожжен.

— Надо вам сказать, что вместе с учениками пришли работать какие-то совершенно не знакомые