Говард Фаст - Последняя граница

Он встал, разминая онемевшие мышцы. Было тихо, тепло и скорее походило на раннюю осень, чем на зиму. Он медленно прошел вдоль цепи солдат, нашел трубача, и мгновение спустя отчетливо раздался сигнал к побудке.

И все еще никаких признаков жизни в Бизоньем овраге. Пока солдаты ели холодный завтрак, Уэсселс отыскал следопыта-сиу и спросил его:

— А ты уверен, черт тебя побери, что они там?

Следопыт пожал плечами:

— След идет туда, а оттуда нет.

— Мы поведем наступление со всех сторон, — сказал Уэсселс Бакстеру.

— А это не опасно?

— Скажите людям, чтобы они целились ниже. Земля здесь очень мягкая, она не задержит пулю.

— А вы не находите, что следовало бы сначала поговорить с ними, сэр?

— Поговорить с ними?

— Ведь метис здесь.

— Но они же не сдадутся! — воскликнул Уэсселс. — Они хотят смерти, эти краснокожие ублюдки, и ничего другого.

— Ну, а для рапорта, сэр?

Уэсселс задумчиво скреб землю носком сапога, затем кивнул:

— Я поговорю с ними.

Он направился к краю оврага вместе с Роулендом, который был охвачен страхом и не скрывал этого. Он повторял:

— Вы делаете глупость… Говорю вам, вы делаете глупость…

— Окликни их! — приказал Уэсселс.

Покачав головой, Роуленд пополз вперед и прокричал что-то на скорбно-певучем и странном языке. Он прислушался и опять крикнул. Уэсселс был изумлен, когда на краю оврага встал во весь рост индеец. Это было точно явление мертвеца — высокий, костлявый, почти обнаженный призрак. Пошатываясь, он смотрел на Уэсселса, и в его глазах не было ненависти, не было даже горечи, а только угрюмое удивление.

Уэсселс не говорил Роуленду, что надо переводить, и не требовал от него перевода певучих слов шайена. Когда Роуленд вернулся, капитан стоял в нерешительности, и на этот раз пуля, посланная из оврага, взрыла землю у его ног.

Уэсселс сделал движение, намереваясь бежать обратно, но отряд принял этот выстрел за сигнал к атаке, и он остался стоять, поджидая солдат и точно не слыша трескотни ружейных выстрелов из оврага. Но когда он повернулся, чтобы занять свое место впереди отряда, он почувствовал обжигающий удар в голову. И вот он очутился на земле, лицом в грязи, тщетно пытаясь приподняться. Два солдата отнесли его к месту, где находилось его седло. Пока Уэсселсу перевязывали рану, он лежал, раскинув ноги, закрыв глаза. Атака была отбита, и Бакстер уже стоял около него. Лейтенант то и дело спрашивал, тяжелое ли у него ранение.

— Нет, нет, лейтенант! Отправляйтесь, пожалуйста, обратно к своим людям.

— Будем еще раз атаковать?

— А какие у нас потери?

— Двое убитых, семь раненых.

— Продолжайте стрелять, и пусть они целятся пониже — земля мягкая…

Весь день продолжалась непрерывная стрельба, пули взрывали грязь, и вокруг оврага нарос целый вал; время шло к вечеру, и солдаты, не прекращая стрельбы, подползали все ближе и ближе. Понемногу ответный огонь из оврага все ослабевал и наконец совсем прекратился.

Солнце спустилось к горизонту, а солдаты все еще вели огонь.

Наконец горнист протрубил, и стрельба прекратилась.

И тогда в прериях внезапно наступила тишина, какая-то небывалая, жуткая тишина. Ястреб спустился с высоты, низко пролетел над оврагом и вдруг опять взмыл в небо.

Время шло, солнце почти касалось земли, одно-единственное пушистое облачко пересекало его диск.

И тогда поднялся Бакстер, а за ним, не дожидаясь сигнала, стали по одному подниматься солдаты, и вот все полтораста человек осторожно и неторопливо двинулись к Бизоньему оврагу, крепко сжимая в руках карабины.

Но и теперь ничего не произошло.

Тесным кольцом обступили они овраг, постояли так некоторое время в молчании, а затем кольцо распалось, солдаты повернули обратно.

Подошел Уэсселс, поддерживаемый с двух сторон рядовыми. Солдаты дали ему дорогу, и он остановился на краю оврага, глядя на трупы двадцати двух мужчин и женщин.

Он стоял и смотрел. Но вот зашло солнце, поднялся прохладный ветерок, в прериях наступила безмолвная, тихая ночь.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Январь — апрель 1879 года

КОНЕЦ СЛЕДА

В газете «Нью-Йорк геральд» от 18 января 1879 года отношение министерства внутренних дел к происшедшим событиям было изложено четко и ясно. О них сообщалось стране одной-единственной фразой: «Министр Шурц отказался говорить по этому делу».

Так просто, так прозаически инцидент был сдан в пыльные архивы истории. Министр внутренних дел Карл Шурц отказался говорить по этому делу — Карл Шурц, который родился в Германии, сражался во время революции 1848 года, бежал из своей страны, как бежали из нее тысячи немцев и до Шурца и после него, и который не раз видел слово «свобода», горевшее яркими, сияющими буквами на утреннем небе; Карл Шурц, который прибыл в Америку, когда Америка была полна обещаний и надежд, который отстаивал Линкольна, когда тот сделался президентом, и считал его своим другом; Карл Шурц, который отказался от министерского поста в Испании, для того чтобы вернуться и бороться за сохранение федерации, и который видел, как текла кровь в Геттисбурге[17]. И это был тот самый Карл Шурц, который, узнав, что приемная его канцелярии переполнена репортерами, сказал:

— Гоните их в шею!

А когда его попросили высказать свое мнение, он заявил:

— Мне нечего сказать.

— Но сообщение из форта Робинсон…

— Мне нечего сказать.

— Но каково отношение правительства к событиям?

— Гоните их в шею! Мне нечего сказать.

Министр читал и перечитывал полученное им донесение от капитана Уэсселса. Он читал его до тех пор, пока слова не потеряли всякий смысл и не заплясали перед его глазами. Он читал до тех пор, пока не перестал понимать значение таких слов, как «непокорность», «восстание», «мятеж».

Он сидел и сидел за письменным столом, а день уже кончился и наступил вечер. Через высокие окна своего кабинета он видел, как голые ветви деревьев постепенно исчезают во мраке. Его секретарь опять вошел в комнату и сказал:

— Еще один репортер, сэр.

— Я сказал вам — гнать!

— А мистера Джексона?

— Я не могу принять его.

— Он говорит, что не уйдет и будет ждать. Он просил меня передать вам, что это запись интервью, полученного им у генерала Шермана.

Шурц кивнул:

— Скажите репортеру, что ждать бесполезно: мне нечего сказать.

— Я передам.

Интервью лежало перед министром, и некоторое время он невидящим взглядом смотрел на него. Затем, протерев стекла пенсне и надев его, принялся читать:

«Вашингтон, 16 января.

Генерал Шерман сказал сегодня, что военное министерство не располагает другой информацией о недавнем мятеже шайенов, кроме уже опубликованной в «Геральде». Генерал только что отобедал и собирался на конгресс.