Лизелотта Вельскопф-Генрих - Ночь над прерией

— Мелодия для короля… Для короля родео… Для Джо Кинга!!!

Зал задрожал от крика. Никто не знал, кто давал деньги лидеру поп-группы «Ньют Битсы» для зачина такой овации. Снова вступили инструменты. Джо Кингу не оставалось ничего другого, как выпустить руку Квини и направиться к подиуму. Его подняли на руки и вынесли на середину зала. Фанаты между тем, совершив бросок налево в сад, вторглись оттуда в зал.

— «Ньют Битсы»!.. «Ньют Битсы»!.. Джо Кинг!.. Джо Кинг!..

Ковбойские шляпы и куртки полетели кверху. Короля родео стали подбрасывать в воздух. Смешались свист и пронзительные вопли. Девушки визжали тонкими голосами. Ансамбль снова принялся играть. В зале заколыхалось теперь сплошное месиво топающих и трясущихся в танце людей. Когда танец подошел к концу, когда смолкли ударник, три гитары и электроорган, морское чудище еще раз призвало зал к тишине:

— Мисс родео Нью-Сити… Квини Кинг… Квини Кинг…

Стоунхорн за несколько секунд чуть ли не по головам пробился сквозь толпу к столу своей молодой жены.

— Будь же все проклято! Это мог организовать только Майк со своей компанией! Это ему чего-то стоило… Но тебе нельзя сейчас отказываться, это невозможно… вперед! Идем!

Он взял Квини под руку, образовался проход, и он повел ее к подиуму. Квини Кинг — это имя было очень удобным для визгливых воплей, и фанаты, преимущественно мужского рода, изливали в них свою необузданную радость. Никто не обратил внимания в этот момент, что оба чествуемых — индейцы. Это наверняка было случайно. К тому же только Джо определенно был похож на индейца. Квини же с первого взгляда могла сойти за испанку или итальянку.

— Король родео! Мисс родео! Джо Кинг! Квини Кинг!

Давка вокруг подиума усилилась. Собравшаяся здесь лейб-гвардия выстроилась в цепь и прикрывала его со всех сторон. Они играючи работали ногами и руками, отбивая натиск толпы. Только Джо и Квини было позволено миновать их заслон.

Джо не воспользовался ступенями подиума, он легко вспрыгнул прямо к морскому чудищу и поднял к себе Квини.

Оба смотрели сверху на эту бурлящую вокруг подиума бушующую толпу. Кэт Карсон аплодировала в искреннем восторге. Хаверман, следуя ее призывающему взгляду, действовал по ее примеру. Это были и все немногие индейцы, находящиеся в зале, ведь входная плата была высока; отнюдь не богатые, они уже отдали свои деньги за родео.

Руки тянулись кверху, снова взлетали в воздух шляпы, крики и разноголосый свист не прекращались, но еще в границах здоровых ковбойских обычаев. Зал был точно разбушевавшийся зверинец Дикого Запада.

Через толпу протискался широкоплечий великан. В своих лапищах он нес огромный букет чайных роз, трепыхались желтые, окаймленные красным лепестки. Бросался в глаза его розовый галстук в голубую полоску. Его сопровождал одобрительный свист гангстерской шайки.

Он тоже вспрыгнул на подиум, только приземлился рядом с лидером группы, пожалуй, тяжелее, чем Джо.

— Праздничный комитет поздравляет! — произнес он, вручая Квини букет.

Снова разразился гром аплодисментов. Особенное усердие проявляли сидящие за гангстерским столом, в том числе и находящиеся там женщины.

Морское чудище слегка кивнул, и Джо понял. По его знаку Квини передала букет музыкантам, что одобрительным воем было отмечено фанатами.

— Танцуем шейк… — раздалось из динамиков.

Группа заиграла. Отбивали по нервам ритм ударные инструменты, бренчали электрогитары; люди танцевали… они гопали, тряслись, извивались всем телом, руки и ноги у них дергались. Чудище с электрогитарой, видимо, и сам впадал в неистовство. Фанаты в зале кувыркались, дико подпрыгивали, всячески изворачивались.

Квини в первый раз видела своего мужа танцующим. Он был такой гибкий. Он был дик. Его удивительные глаза сверкали. Он танцевал свою жизнь, с которой боялся расстаться уже в этот вечер. От подъема родео, казалось, уже ничего не осталось. Квини в художественной школе на праздниках танцевала только твист. Но то, что в шейке было связано с ее натурой, она подхватила с ходу, и ее податливое тело нашло в этом танце себя, заиграло для Джо Кинга. Для Джо Кинга, которого она знала, как Стоунхорна, как Инеа-хе-юкана, как сына прерий, чьи предки уже давно, а братья еще и сегодня дни и ночи колотят в барабаны при танцах.

Джо и Квини танцевали на подиуме вдвоем.

Майк в одиночестве стоял с букетом и растерянно озирался.

— Молодая женщина превосходно танцует, — пробормотал себе под нос Хаверман.

— Простите, что?

— Чудесно, миссис Карсон. Танцует как индейская богиня, которая выставлена на обозрение и все же не лишилась своей тайны.

— Хаверман!

— Простите, что?

— Век живи — век учись. Где это вы видали танцующую богиню?

— У миссис Холи есть бронзовая статуэтка.

— Ах, вот что. У нее есть еще и ацтекский божок. Что вы думаете о Джо?

— По-моему, не подходит. Ацтеки были кровожадным народом.

— Испанцы — не менее. Ой, их уже нет!

С последним звуком ударных инструментов Джо и Квини исчезли с подиума, и их было трудно снова найти в переполненном зале.

Они встали позади буфетной стойки, неподалеку от двух боковых дверей наружу, и они говорили друг с другом на родном языке, которого никто из белых не понимал.

— Майк этой его выходкой оставил мне, по его мнению, один единственный выход, — сказал Стоунхорн. — Он предоставил мне свободу остаться одним из них… или снова стать… К тебе он, очевидно, относится хорошо, ты нравишься ему. Ты привлекательна; наверное, он считает тебя интеллигентной и нас вместе переносит не так-то легко. И он, собака, демонстрирует все это на глазах полиции в штатском, которая за ним наблюдает и за мной, несомненно, — тоже. Проба сил — это по нему. Они будут еще раз совещаться и спорить, эти тайные судьи, и наверняка должны будут признать, что я никогда не плясал под их дудку, также и теперь не буду. Следовательно, они дают мне шанс и, вероятно, принесут меня в жертву Джеймсу… или даже Дженни, в чем я сомневаюсь… но если я хоть малейший знак подам, что я не хочу к ним обратно, тогда начнется другой танец и тогда заиграют другие инструменты, не гитары. Майк уже проявляет беспокойство у желтых роз.

— Не уйти ли нам, Инеа-хе-юкан?

— Потом я бы уже не хотел к этому возвращаться. А тебя Рассел может доставить к Элку, это было бы самое благоразумное.

— Уже сразу наружу, на свежий воздух? — вмешался посторонний голос.

Квини обернулась: перед ней стоял Джеймс. Кровь бросилась у нее к щекам: она ненавидела его. Джеймс был индеец. Поэтому она ненавидела его вдвойне: он был позором своего народа.

— По бренди, а? — Он велел налить три двойных, а здание, казалось, медленно раскачивалось вместе с танцующими.