Джеймс Шульц - Апок, зазыватель бизонов

Услышав это, я вспомнил о своей находке, достал из кармана «камень бизона»и показал его Сюйяки. Я рассказал ей, как нашел его у своих ног, когда завязывал мокасин, и как стадо антилоп предупредило меня о близости врага. Обе женщины заявили, что эниским — великий талисман, и Сюйяки тотчас же привязала его к моему ожерелью из медвежьих когтей.

— Всегда носи его на груди; он должен принести тебе счастье, — сказала она.

Настал вечер. Я вбил в землю колышки и на ночь привязал четырех лошадей, а затем вчетвером мы построили вигвам из кольев и хвороста, чтобы заслонить пламя нашего костра. Когда все было готово, мы развели костер в вигваме и стали совещаться, как быть с лошадьми. Я подарил их всех сестре, а она отдала двух Сюйяки и двух Асанаки. Сюйяки отказалась принять подарок, заявив, что, если бы ей захотелось ехать на лошади, мы всегда позаботимся о том, чтобы она не шла пешком. Опасно было нам оставлять этих лошадей, но, раз они у нас были, не хотелось их терять. Мы решили стреножить и привязать их здесь, в этой узкой маленькой ложбине, а заботу о них взяли на себя женщины. Днем женщины должны были сидеть на склоне Столовой горы и караулить, а ночью спать в шалаше. Здесь, среди холмов и ущелий, вряд ли угрожала им опасность быть замеченными каким-нибудь неприятельским отрядом.

Потом речь зашла обо мне. Мы говорили до поздней ночи, но наша беседа ни к чему не привела; я не знал, какой путь мне избрать, чтобы найти способ зазывать бизонов. Когда все заснули, я долго об этом думал. Все время вспоминалась мне древняя ловушка кроу. Наконец я заснул. Проснувшись утром, я стал припоминать, что мне снилось, но запомнилось только, как я блуждал по склону Столовой горы, а гигантская каменная стена, казалось, призывала меня, и голос звучал глухо и заунывно, как вой ветра: «Пук-си-пут! Пук-си-пут! Ман-и-ка-и, пук-си-пут!» («Приди! Приди! Юноша, приди!»)

Этот сон я рассказал женщинам, и Сюйяки воскликнула:

— Ступай на зов! Поднимись на вершину горы и начни пост. Быть может, ты увидишь вещий сон. А мы будем ждать тебя здесь.

— Да, да, брат! — вмешалась Питаки. — А ружье ты оставь мне! Я никогда из него не стреляла, но знаю, что не промахнусь. Если кто-нибудь приблизится к нам, я прицелюсь и пальцем нажму вот это, и враг упадет мертвым.

Мы все засмеялись.

— Ружье останется у тебя, — сказал я ей. Наскоро поев, я стал готовиться к подъему на Столовую гору.

Глава VIII

Чтобы взобраться на вершину Столовой горы, нужно было обойти ее и приблизиться к ней с противоположной стороны-с запада, а затем подниматься по крутому каменистому склону. Подъем показался мне очень трудным. Было уже после полудня, когда я, задыхаясь, вскарабкался на плоскую вершину.

Подойдя к самому краю пропасти, я посмотрел вниз. Находился я так высоко, что наши лошади в ложбине показались мне совсем маленькими, не больше собак. Мне хотелось найти обеих старух и сестру, но их не было видно, я знал, что они притаились среди каменных глыб.

Тогда я окинул взглядом окрестности. О, какая величественная картина представилась моим глазам! На северо-востоке маячили холмы Душистая Трава, на востоке вставали горы Медвежья Лапа, на юго-востоке тянулись покрытые лесом темные холмы Горный Лес. Словно гигантские черные змеи, извивались среди холмов реки Миссури, Титон и Морайас и их притоки; ближе, как казалось мне, у самого подножия Столовой горы, зеленела широкая долина Солнечной реки, катившей свои воды к Миссури. На равнинах я разглядел большие черные пятна; я знал, что это стада бизонов…

Долго сидел я у края пропасти и смотрел на страну моего народа. Потом я сложил на вершине горы две невысоких стены из камней; между стен я сделал себе постель из травы, покрывавшей вершину. Наружную стену, обращенную к пропасти, я возвел для того, чтобы во сне не скатиться вниз, а вторая стена должна была защищать меня от резкого западного ветра.

Пост начался. Я улегся на ложе из травы и стал молиться своему «тайному помощнику», всем нашим богам и великой горе, на вершине которой я лежал. Я просил их послать мне вещий сон, открыть тайну зазывателя. И так я лежал там, молился и тревожился за женщин. Солнце склонялось к западу, возвращаясь домой на отдых. Вдруг за моей спиной послышался шорох. Я повернулся на другой бок и посмотрел в расщелину между камнями в западной стене. Мне стало страшно. Неужели враги выследили меня? Нет! Это был горный баран, старый-старый, с огромными рогами. Он щипал траву, изредка останавливаясь и посматривая по сторонам. По западному склону загрохотали камни, и на вершине показались четыре овцы с ягнятами. Поднялись они по той же тропе, по какой поднимался и я.

Я следил за прыжками ягнят, потом, бросив взгляд на юг, разглядел какую-то темную тень, притаившуюся за каменной глыбой. Я не спускал глаз с этого места, и вскоре над камнем показалась темная уродливая голова и шея с беловато-желтыми полосами — это была росомаха. Не успел я хорошенько ее разглядеть, как ягнята, резвившиеся на лужайке, подбежали к каменной глыбе, и росомаха прыгнула на одного из них. Он заблеял, потом я услышал, как затрещали шейные позвонки.

Ягнята бросились врассыпную, а их матери направились было к глыбе, но росомаха на них зарычала. Этот маленький зверь рычал так грозно, что даже мне стало жутко. Неудивительно, что овцы обратились в бегство, и на вершине осталась только мать растерзанного ягненка. Она беспомощно топталась на одном месте, глядя, как росомаха пожирает свою добычу.

Росомаха продолжала рычать и раздирать когтями ягненка, хотя он давно уже был мертв. Это было такое отвратительное зрелище, что я не выдержал, взял лук и стрелы и направился к ней. Она зарычала даже на меня и, казалось, не прочь была вступить в бой. О, как сверкали ее злые глаза!

— Вот тебе! Получай! — сказал я.

И стрела вонзилась ей в грудь. Она попробовала вытащить ее зубами, потом вздрогнула и упала мертвой. Я осмотрелся по сторонам. Овца уже ушла. Тогда я поднял растерзанного ягненка и швырнул в пропасть. Я долго прислушивался; наконец он долетел до склона, и я услышал глухой удар.

Росомаха — священное животное. Поэтому я наточил нож, содрал с нее шкуру, а мясо и кости бросил в пропасть. Вернувшись к своему ложу из травы, я снова лег. Я был недоволен собой; я знал, что нужно сосредоточиваться на мысли о богах и священных вещах, но сначала мне не давала покоя мысль о женщинах, остававшихся внизу, а потом меня отвлекли бараны и росомаха.

Когда солнце стало заходить за горы, я встал и, подойдя к краю пропасти, увидел, как женщины повели лошадей на водопой. Стемнело, и я вернулся к своей постели. Меня мучила жажда, и на душе было неспокойно. Долго не мог я заснуть. Лежа на спине, я смотрел на Семерых. Наконец веки мои сомкнулись, но, проснувшись, я заметил, что Семеро сверкают почти на том же самом месте, где сверкали перед тем, как я заснул.