Джеймс Шульц - Ошибка Одинокого Бизона

Ехали мы всю ночь, и восход солнца застал нас среди равнины. На открытом месте мы не могли сделать привал, да и воды поблизости не было. Мы продолжали путь и к полудню спустились в долину Желтой реки. Остановились мы на просеке в лесу. Мать набрала хворосту и попросила отца поджечь его талисманом, притягивающим огонь с неба, но отец покачал головой и сказал:

— Этим талисманом я не смею пользоваться для повседневных дел. Мы поедим, а потом я его достану и помолюсь Солнцу.

Я взял сверло, с помощью которого добывали мы огонь12, и разжег костер, а мать поджарила кусок баранины, разрезанной на тонкие полосы.

Утолив голод, отец стал готовиться к священнодействию, а нам приказал петь вместе с ним священные песни. Он выкрасил лицо и руки красно-бурой краской, содрал волокна с куска сухой коры, скатал их в комок и положил его перед собой на землю. Из мешка моей матери он взял щепотку душистой травы и посыпал ею комок волокон.

— Хотя нет у меня моей Трубки Грома, но мы споем четыре священные песни, какие поются, когда снимают с трубки покровы, — сказал он, доставая свой талисман, завернутый в четыре покрова из раскрашенной кожи.

— Пойте песню антилопы, — приказал он нам. И мы запели вместе с ним, а он снял первый из четырех покровов. Затем спели мы песню волка и песню грома.

Когда сняты были второй и третий покровы, мы затянули четвертую священную песню — песню бизона. Отец поднял руки над головой, вытянул указательные пальцы и согнул их — это был символический знак бизона.

— Хаи-йю! Бизон! Хаи-йю! Одежда моя! Кров мой! — пели мы, не спуская глаз с отца.

Медленно снимал он последний, четвертый, покров. Чей-то голос заставил нас вздрогнуть. Я поднял голову. Мы были окружены врагами.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

О, как я испугался! Мы трое — мать, сестра и я — перестали петь.

— Пойте! Пойте, если вам дорога жизнь! — хрипло прошептал отец.

И мы повиновались. Искоса посматривал я то на отца, то на врагов и пел, хотя сердце у меня сжималось от страха. А отец четыре раза простирал руки к священному талисману и наконец снял последний покров и поднял талисман высоко над головой. Когда песня была допета, он воскликнул:

— О тайный мой помощник, явившийся мне во сне! О Солнце, и вы, боги земли и неба, смилуйтесь над нами! Вам в жертву приношу я ароматный дым!

И с этими словами повернул он к солнечным лучам кусок льда, притягивающий огонь с неба. Тонкая струйка дыма поднялась над сухими волокнами, и они ярко вспыхнули.

Я посматривал на наших врагов, и внимание мое привлек один воин, который стоял в двух шагах от отца. Рослый, красивый, был он одет в пышный боевой убор. Я разглядел его щит и колчан из кожи выдры. Стоял он, скрестив руки, и в правой руке сжимал боевую дубинку. Насмешливая улыбка пробегала по его лицу, когда он смотрел сверху вниз на моего отца. Должно быть, думал он: «Ну, что ж! Подождем, пока не закончится эта глупая церемония, а потом вам несдобровать!»

Но когда вспыхнули сухие волокна коры, воин громко вскрикнул от удивления и, указывая на пылающий комок, сказал что-то своим спутникам. Следуя его примеру, они уселись на траву перед нами.

Отец словно и не замечал их. Вытянув руки, захватил он пригоршню ароматного дыма и умылся им. Потом долго молился Солнцу, прося помощи и защиты от всех опасностей.

Трудно мне припомнить, о чем я в то время думал. Я был так испуган, что мысли спутались у меня в голове. Я даже не подивился мужеству моего отца, который перед лицом врагов спокойно совершал обряд. Мало кто способен проявить такое самообладание.

Сгорели волокна, ветер развеял последние струйки ароматного дыма, и отец, оборвав молитву, взял четыре куска кожи, чтобы завернуть в них талисман.

— Хай! — окликнул его человек с дубинкой.

Отец поднял голову.

Воин указал на талисман и сказал на языке знаков:

— Дай мне его. Я хочу его рассмотреть.

— Не могу исполнить твою просьбу, — знаками ответил отец. — Это могущественный талисман, освященный Солнцем. Сейчас ты узнаешь его силу. Вытяни руку.

Воин повиновался. Отец повернул его руку ладонью вверх и приблизил к ней кусок льда, притягивающий огонь с неба. На ладони показалось красное пятнышко.

— Ха! — вскрикнул воин.

Резко отдернул он руку, осмотрел ожог и что-то сказал своим товарищам. Те, изумленные, ударили себя руками по губам и долго о чем-то говорили. Отец завернул талисман в куски кожи и спрятал его в мешок.

Человек с боевой дубинкой пристально следил за ним, а когда талисман был спрятан, сказал — конечно, знаками:

— Мы были там, в лесу, и увидели вас издали. Сначала хотели мы вас убить и завладеть вашими лошадьми. Теперь другое у нас на уме: будем друзьями.

— О, как я рада! — прошептала мать, сидевшая подле меня.

— Он нас боится — думает, что Солнце наделило нас своим могуществом, — шепотом отозвался я.

Как выяснилось впоследствии, я не ошибся. Отец ответил воину:

— Хорошо. Будем друзьями.

— Мы — чейенны. А вы кто? — спросил воин.

— Прежде был я одним из пикуни, — ответил отец, — но я ушел от них. Теперь мы четверо ни в одно племя не входим. Идем мы на юг, там отыщем кроу и раскинем вигвам рядом с их вигвамами.

— Кроу — дурные люди. Ступайте лучше к моим соплеменникам. Скажите, что вы встретили меня, Пятнистого Волка, и я послал вас к ним. Они добрые люди, они будут вашими друзьями.

— Я об этом подумаю. А где твое племя?

— Оно охотится среди Черных Холмов, в долинах рек, впадающих в Большую реку. Тебе нетрудно будет их найти, — сказал воин.

— Они нас не тронут. Приготовь нам поесть, — прошептал отец, обращаясь к матери.

Мать и сестра начали открывать парфлеши. Воины — их было пятнадцать человек

— ушли в глубь леса, но вскоре вернулись и принесли мяса. Они расположились неподалеку от нас, разложили костер и занялись стряпней. Начальник отряда, Пятнистый Волк, остался и долго беседовал с отцом. Он сказал, что они, чейенны, задумали совершить набег на племена, живущие по ту сторону гор.

— Хотим мы осмотреть их страны, и несдобровать тому, кто встретится нам на пути, — сказал он и громко расхохотался.

В тот день никто из нас не спал. Казалось, опасность нам не угрожала, но мы не были в этом уверены — мы боялись военного отряда. А чейенны спали до вечера. Я стерег лошадей и держал наготове ружье. Следил я, как солнце ползет по небу, и ждал с нетерпением той минуты, когда вернется оно домой, на отдых, в свой вигвам. Хотелось поскорее уложить наши пожитки, вскочить на коня и уехать подальше от реки. Тогда только буду я уверен, что чейенны не желают нам зла.