Сыновья Большой Медведицы. Книга 2 - Вельскопф-Генрих Лизелотта

— Да. Я его застрелил…

— Это было презренное существо. Рональда, дрессировщика, он чуть не довел до самоубийства только потому, что тот кое-что умел. Тигрицу он хотел отравить, Харку он хотел наказать, потому что мальчишка помогал Рональду. Вот какой мерзавец. Он заслужил пули. И все было бы хорошо, если б полиция не пронюхала, что вы направились к сиксикам. Теперь они напали на твой след. Для полицейских человек есть человек, убийство есть убийство. Им не докажешь, что это не убийство, а возмездие.

— Хау.

Матотаупа опустил голову.

Матотаупа молчал.

Чернобородый ждал.

— Что собираются сделать белые? — спросил наконец сдавленным голосом индеец.

— Белые послали вождю сиксиков приказ, чтобы он выдал тебя полиции, иначе они жестоко накажут сиксиков.

Матотаупа едва сдержал стон.

— Меня там нет. Нет меня среди сиксиков, — сказал он с трудом. — Вождь скажет правду, что меня там уже нет.

— А если ты вернешься к сиксикам, что тогда?

Матотаупа поднялся медленно, очень медленно. Он встал во весь рост в этом полутемном душном помещении, недвижимый и гордый. Он смотрел на белого, все еще сидящего на полу.

— Я не вернусь, — тихо, но отчетливо проговорил Матотаупа. — Никогда сиксики, которые приняли к себе меня и моего сына, из-за меня не пострадают. Я сказал. Хау!

Белый пожал плечами и молча поиграл своей трубкой.

Матотаупа все еще стоял, оцепенев.

— Топ, ты благородный человек, — наконец заговорил охотник. — Проклятье и тысячу раз проклятье! Я долго думал, хотя это меня не касается. Но теперь все это снова тревожит мое сердце. Еще счастье, что по крайней мере парень в безопасности у сиксиков. Но ты, Топ… у тебя, Топ, теперь все совершенно так, как и у меня. Изгнание, презрение, преследование, война со всеми. Это нелегкая жизнь. Но ее можно перенести, если ее надо перенести. Умирать нам обоим рано. У нас есть еще дороги и на этом свете.

Индеец несколько минут не двигался.

— Да, — сказал он. — Есть еще дороги… Моя месть! Харка никогда не сможет сказать, что его отец не отомстил за оскорбление.

— Пусть так. Но приди в себя, Матотаупа. Ты не один. Мы до гроба принадлежим друг другу.

— Мой белый брат.

— Мой краснокожий брат.

УТРО МЕРТВЫХ РЫБ

Прерия между истоками реки Платт была иссушена летним солнцем. Голые песчаные гряды перемежались с участками, едва покрытыми пучками травы и кустарником. Ложа многих ручьев были сухи. В других еще чуть сочилась вода. Стада бизонов перекочевали либо на север, либо восточнее, к более сочным лугам. Олени и лоси ушли в предгорья запада, в леса.

Пустынной, заброшенной, бесплодной выглядела эта земля, встречающая новый день, снова несущий жару, ветры и ни капли воды.

В небольшом лагере экспедиции, прокладывающей трассу железной дороги, проснулись. Люди из палаток потянулись к ручью. Полусонные, они уныло окликали друг друга. На завтрак их ждали те же консервы, что и вчера, однако все были довольны, что работу стали начинать пораньше, ведь каждый мечтал поскорее закончить изыскания и побыстрее убраться из этой коварной пустыни. От палаток к ручью мужчины ходили раздетые до пояса, но после завтрака они спешили надеть куртки, которые хоть как-то могли защитить от стрел индейцев. Все, от инженера до последнего грузчика, носили на поясном ремне револьверы. Бородатые лица и руки изыскателей были опалены солнцем.

Начальник экспедиции стоял перед палаткой. Он ждал трех человек из ночного дозора. Двое с ружьями в руках уже приближались к нему. Он хорошо знал обоих, как и всех своих подчиненных.

Один, по имени Билл, был неуклюж, грубоват, с лица его не сходила глупая улыбка. Второй — чуть не двухметрового роста, со щегольской бородкой, которую он не ленился ежедневно подстригать клинышком. Его стремление быть красивым вызывало шутки товарищей. Парня звали Чарльз, но за гигантский рост и тщеславие где-то кто-то из французов окрестил его Шарлеманем — Карлом Великим. Это имя так за ним и осталось. Большинство его спутников говорили по-английски и не понимали смысла забавного французского прозвища.

Дозорные спешили к руководителю экспедиции. Подойдя поближе, они посмотрели на него, как собачонки, ожидающие взбучки.

— Ну что? — сердито спросил тот, едва взглянув на их лица. — Где Том?

В ответ Билл и Чарльз только пожали плечами.

— Куда девался Том, хочу я знать!

— Сейчас его там нет.

— Сейчас нет! Сейчас его там нет! Ничего себе ответ бывалых разведчиков. Мертвый или живой, но он должен быть там.

— Его нет.

— Люди, не задерживайте меня понапрасну. Что произошло?

И опять оба пожали плечами.

— Вчера Том ушел в дозор. Это ясно. Ну, и?..

— Его нет.

Руководитель экспедиции пошевелил губами, заставил себя сделать спокойный глубокий вдох и не произнес тех громких ненужных слов, на которые часто не скупится начальство.

— Когда вы заметили, что его нет?

— Утром мы его окликнули. Хотели вместе вернуться.

— И что же там, где его нет? Труп?

— Нет, только шляпа и сапоги.

— Шляпа и сапоги? Так! И вы не обнаружили никаких следов?

— Нет, сэр.

— Когда вы в последний раз окликали Тома?

— За два часа до рассвета.

— Так. Значит, тогда он был. А потом? Что же, он испарился, как дым? Или провалился сквозь землю? Или улетел по воздуху, оставив в наследство шляпу и сапоги? Ну, что вы об этом думаете?

— Возможно, он захотел домой. Некоторые сходят с ума и удирают.

— Значит, так сказать, дезертировал? Причина?

— Ему уже давно здесь надоело. Маленькая лавочка в пограничном городке — это его давняя мечта. Он хотел торговать, хотел жить спокойно. Еще прошлым летом после песчаной бури он сильно подумывал об этом. Но денег не хватало, не было товаров для начала.

— Может быть, ночью ему с неба свалилось. А? И сразу столько, что он откроет лавочку?

— Кто знает. Бывает, кто очень долго о чем-нибудь думает, и еще солнце припекает ему мозги, ветер продувает, да еще индейцы… сходит с ума…

— А лошадь Тома, где она?

— Здесь.

— Здесь? И Том без шляпы и сапог пешком отправился по прерии? Ну, это вы можете рассказывать кому-нибудь другому, но не мне. Пошли. Я сам посмотрю. Сапоги и шляпу вы оставили лежать так как нашли?

— Да, сэр.

— Хэлло. Пошли, взглянем.

Инженер направился вместе с ними к возвышенности севернее ручья, где ночью Том был в дозоре. Когда они оказались на гребне, инженер увидел широкополую шляпу и лежащие в траве высокие сапоги. Шляпа лежала там, где должна бы находиться голова лежащего человека, а сапоги — там, где его ноги.

— Как точно и в каком замечательном порядке, — зло сказал инженер. — Итак, он, видимо, снял сапоги, чтобы легче было бежать. Сумасшествие, полное сумасшествие. Ни на кого нельзя положиться в этих прериях! — Инженер направился к шляпе и сапогам.

Он поднимал эти предметы по очереди и рассматривал со всех сторон.

— Крови не видно. Следов борьбы — тоже. Значит, просто удрал? Слыхано ли что-нибудь подобное?!

Едва инженер произнес эти слова, как в воздухе раздался легкий свист. Шляпа слетела с головы инженера на склон холма. В ней торчала стрела.

Все бросились на землю и отползли по склону назад.

— Богом проклятые индсмены! Краснокожие бандиты! — крикнул инженер.

Из лагеря наблюдали за происходящим. Тотчас же люди с оружием в руках бросились на помощь и залегли на холме, дали на всякий случай несколько выстрелов.

Наступила тишина.

— Может быть, индсмены попытаются подкрасться по южному склону холма, — сказал Шарлемань инженеру. — Нам надо бы занять этот склон.

— Конечно, они могут попытаться подползти с юга. Почему бы нет? Они вообще не дают нам покоя. Каждое утро они доставляют себе удовольствие тревожить нас. Но я не могу снова терять целый рабочий день. Впереди выгодный контракт с правительством. Наша компания не может упускать такого случая… Вы двое останьтесь здесь и стреляйте, как только где-нибудь появится черная шевелюра или хотя бы нос краснокожего. Двое — на южный склон. Остальные на работу. Живо!