Бернгард Келлерман - Голубая лента

— До свидания в Нью-Йорке! — крикнул он сверху.

— До свидания в Нью-Йорке! — звонким голосом откликнулась Вайолет.

Шлюпка исчезла в тумане. И тут до Уоррена снова донесся ее чистый голосок:

— До свидания, Уоррен! До свидания, мой мальчик! — Это прозвучало уже совсем издалека.

Штааль радировал: «Наши котельные затоплены. Продержимся недолго!»

«Сити оф Лондон» немедленно ответил, что идет с максимальной скоростью и часа через три будет на месте.

«Аравия» сама встретила ледовое поле и пытается его обойти. Зато «Кельн» радировал, что мчится со скоростью восемнадцать узлов и делает все, что в его силах.

— Пора, Ева! — сказал Вайт, терзаемый тревогой. Он понимал, что пароходу долго не продержаться.

Ева тотчас встала, повязала платок вокруг шеи и взяла сумку.

— Пошли, Марта, — сказала она и решительно двинулась вперед по трапам и палубам. Храбро ступила она и на окутанный паром трап, который вел на шлюпочную палубу. Ее лицо было спокойно, всякий раз, глядя на Вайта, она улыбалась. Он вновь подивился ее выдержке и воле. Но на середине трапа она вдруг заткнула уши, не выдержав пронзительного свиста непрерывно бьющей струи пара, и, выйдя на шлюпочную палубу, замедлила шаг: сильно задрожали колени. Теперь Ева уже не улыбалась, она побледнела. Что-то грозное, страшное нависло над этой палубой. Вся она, окутанная паром, сквозь который тускло светились фонари и прожекторы, казалась видением кошмарного сна. С шипением вырываясь из вентилей, пар густыми клубками обволакивал три мощные дымовые трубы: они то исчезали, то при порыве ветра снова открывались взору. Потоки воды, извергаемой насосами в океан, шумели, как далекий водопад.

Матросы суетились вокруг шлюпок, женщины, дети и мужчины в страхе сбились в кучу и терпеливо ждали. Женщины всхлипывали, дети плакали. И, возвышаясь над всеми, — мощный торс Терхузена, отдающего приказы в мегафон. Гудел металлический голос Халлера. Неистово выкрикивал слова команды Анмек. Временами глухо слышался бешеный собачий лай; это лаяли собаки, запертые в клетках.

Ева почувствовала, что ее нервы сдали. Всей ее выдержки только и хватило на то, чтобы сделать замечание Марте, дрожавшей от страха. Силы окончательно изменили ей, когда она обняла Вайта: сейчас это было тело без мускулов, без веса, она больше не слышала того, что он ей говорил.

Позже она вспоминала, что в ту минуту была близка к обмороку и что спас ее от этого позора Терхузен: он вдруг вплотную подошел к ней, крепко пожал руку и что-то сказал.

— Проходите! Проходите! Скорее! — загремел металлический голос Халлера, и, вздрогнув, она немного пришла в себя.

— Садитесь и вы, доктор Кранах! — крикнул Вайту Терхузен. — В шлюпке есть свободное место! Скорее!

Позже Еве отчетливо вспомнились эти слова Терхузена, вспомнилось и то, как Вайт отступил назад. «Благодарю», — ответил он и что-то сказал насчет женщин и детей.

Ева в какой-то мере уже преодолела свою слабость, но когда, ступив на край палубы, поглядела вниз, вновь задрожала всем телом. На дне мрачной бездны мерцали огоньки. У нее закружилась голова и не было сил сделать этот страшный шаг — через борт шлюпки.

— Помогите госпоже Кёнигсгартен! — крикнул Халлер, и чьи-то сильные руки завладели ею. Матросы подхватили ее, подняли, и через какую-то долю секунды она оказалась в шлюпке. Еще мгновение, и Марта очутилась возле нее. Ева сидела на носу, плотно закутавшись в шубку, выпрямившись, почти оцепенев, ничего не видя и не слыша. Но, едва преодолев оцепенение, она принялась искать глазами Вайта.

Однако фонари светили ей прямо в лицо, и увидеть Вайта не удалось.

Позже Уоррен писал о той поразительной выдержке и бесстрашии, какие Ева проявила в шлюпке: она держалась как королева и заражала всех своим мужеством. На самом же деле Ева и сама была без ума от страха.

Как невыносимо слепят фонари! Где же Вайт? Она никак не могла найти его, а кричать она стеснялась.

В шлюпку посадили еще несколько женщин, детей и стариков, о чем Ева заключила по голосам. Со спуском шлюпки медлили. Яркий свет все бил и бил в лицо, шипенье пара все так же резало уши. Ева закрыла глаза.

— Тебе холодно? — стуча зубами, спросила Марта, сидевшая рядом.

На палубе послышались взволнованные голоса. Ева различила гнусавый, резкий голос миссис Салливен.

— Я запрещаю говорить мне грубости! — негодующе вопила она.

— Скорее! Скорее! — настойчиво торопил ее чей-то резкий голос. Это был Халлер. — Некогда разводить церемонии!

— Господин офицер, вы не джентльмен! — Голос миссис Салливен дрожал от бешенства. — Я заставлю компанию возместить мне все убытки, можете быть уверены! Я миссис Салливен!

— Скорее! Скорее!

Она злобно расхохоталась.

— Много на себя берете! Гнали почем зря и загубили пароход, а теперь еще смеете грубить мне! Я на вас на всех в суд подам, на всех!

Шлюпка Евы начала медленно скользить вниз, в бездну. Ева зажмурилась — у нее сильно кружилась голова — и отважилась вновь открыть глаза только тогда, когда шлюпка уже опустилась на воду и поплыла. Перед Евой высился «Космос». Из сотен его иллюминаторов щедро струился яркий свет, но сквозь туман, окутавший его, нельзя было разглядеть ни носа, ни кормы. В голове никак не укладывалось, что пришлось оставить эту надежную стальную крепость.

В это мгновение на воду скользнула и другая шлюпка, но еще прежде, чем она коснулась воды, до Евы донесся сердитый, возмущенный голос миссис Салливен. Ее шлюпка была загружена лишь наполовину, и матросы, сидевшие на веслах, направили ее к освещенному проему грузового трюма — нужно было захватить больных. Однако миссис Салливен отчаянно запротестовала против этого.

— Больных? С какой же стати меня сунули именно в эту шлюпку? — кричала она. — Мои каюты стоили пять тысяч долларов.

— Таков приказ, сударыня, — ответил молодой офицер, командовавший шлюпкой.

Сперва на канатах был спущен больной мальчик. За ним — женщина, стонавшая от боли и что-то бормотавшая на незнакомом языке. Вот уже этого миссис Салливен не могла вынести и, вскочив, завопила:

— Вон, вон отсюда! Здесь не больница! Вон отсюда, вон! Ребята! — обратилась она к матросам, сидевшим на веслах. — Отчаливайте! Каждый из вас получит пятьсот долларов, только скорее! Говорю при свидетелях! Я миссис Салливен!

Это было чудовищно! Весла бесшумно погрузились в воду, и шлюпка медленно отошла от парохода. В ярко освещенных воротах трюма отчаянно жестикулировал какой-то человек. Это был судовой врач доктор Каррел.

— Назад! Назад! — кричал он. — У нас еще шестеро больных и, кроме того, двадцать стюардесс.