Глеб Голубев - Огненный пояс. По следам ветра

Да и с убитым морским ершом, как ни заманчиво добыть его для ухи, нелегко справиться под водой. Насадить его просто на кукан, как других рыб, нельзя: пока доплывешь до берега, весь непременно исколешься. Единственный выход — тут же, прямо под водой, остричь у него все ядовитые колючки. Но не станешь же для этого брать с собой ножницы на морское дно!

Теперь, когда «Алмаз» с опытными рыбаками плавал далеко, нам приходилось самим добывать себе свежую рыбку к обеду и ужину. Этим занимались дневальные, ныряя в маске с подводным ружьем. Но и остальные не упускали случая загарпунить зазевавшуюся рыбешку.

Шип хвостокола

Наступала осень, времени удавалось мало, а следов загадочной крепости мы все не находили. Решили перебираться в соседнюю бухту Барахты.

Для первого погружения нам с Наташей досталось место у подножия скалы. Рядом работали Светлана и Михаил.

Подплыв к скале, я начал опускаться. Солнечные лучи пронизывали воду до самого дна и переливались на крупной гальке. Местами среди камней виднелся чистый песок. Он был почти белый и шелковистый на ощупь.

На обломках камней, валявшихся у подножия скалы, покачивались длинные алые ленточки каких-то водорослей. Глубина здесь не превышала пяти метров, поэтому их яркий, сочный цвет почти не тускнел от поглощения света водой.

Наташа показала мне большой палец, выражая свой восторг, и поплыла дальше в сторону открытого моря. Так мы договорились еще на берегу. Искать среди камней она боялась. А я начал методически, метр за метром, осматривать дно у подножия скалы.

Прошло уже минут пятнадцать, как вдруг серое облачко мути, поднявшееся левее над леском, привлекло мое внимание. Наверное, там пасутся барабульки? Но сколько я ни всматривался, ни одной рыбешки не видел. А притаиться им негде, кругом чистый белый песок.

Это меня заинтересовало, и я подплыл ближе. Мне показалось, будто на светлом фоне песчаного дна проступают слабые контуры непонятного предмета. Там словно что-то пряталось под слоем леска.

Сердце у меня дрогнуло. Неужели мне опять повезло и я первый наткнулся на след древнего поселения?! Мне показалось, что в песке находилась мраморная плита. Может быть, с надписью…

Я протянул руку, чтобы смахнуть с нее песок… и в тот же миг ощутил страшный удар, словно в ладонь вонзилась сразу сотня острейших кинжалов. Плоское, точно блин, гибкое тело взвилось перед моим лицом, подняв облако, песка. Черные и белые полосы замелькали в глазах…

Первое, что я увидел, открыв глаза, было высокое синее небо и вонзившееся в него острие мерно качавшейся мачты. Я лежал на палубе нашего тралбота на мокром матраце. Рядом сидела Светлана и читала книжку. Заметив, что я очнулся, она торопливо наклонилась ко мне и сказала:

— Лежи, лежи. Только не ворочайся! Хочешь пить?

Я попытался привстать, но тут же почувствовал такую боль в левой руке, что невольно застонал. Рука была тяжелой, точно каменная, и не повиновалась мне.

С мостика, стоя у штурвала, на нас смотрел Сергей. Он что-то крикнул в переговорную трубку. Через минуту на палубе вокруг меня собралась вся экспедиция во главе с Кратовым.

— Что случилось? — спросил я, еле разжимая спекшиеся губы.

— Тебя ранил хвостокол! — сделав большие глаза, выпалила Наташа. — Ужас!

Я ничего не понимал. Только смутно припоминались мелькнувшее под водой плоское тело и пестрые полосы.

— Первой тебя увидела возвращавшаяся к берегу Наташа, — сказал Кратов, — ты лежал на песке…

— Я так испугалась, что закричала под водой, представляешь? — торопливо вставила девушка.

— Она выскочила на поверхность, и мы сразу поняли, что с тобой что-то стряслось, — продолжал профессор. — К тому же ты не ответил на сигнал. Правда, это с тобой частенько бывает, — тут он строго посмотрел на меня поверх очков. — Аристов, к счастью, еще не успевший снять акваланг, сразу бросился на выручку. Вдвоем с Наташей они тебя и вытащили.

Я посмотрел на Михаила и, постаравшись улыбнуться неповинующимися губами, сказал:

— Значит, мы теперь с тобой квиты? Спасибо.

— Не стоит, — небрежно ответил он. — Долг платежом красен. Хорошо, что мундштука не выронил. А то бы я так и остался твоим должником.

— Что же все-таки со мной было? — спросил я.

— Пожалуйста, помолчи, а то тебе опять станет плохо, — строго остановила меня Светлана. Она, видно, всерьез решила играть роль сестры милосердия.

— Судя по ране, ты наткнулся на морского кота-хвостокола, — ответил Кратов.

Я вспомнил, с каким отвращением выбрасывали матросы за борт «Алмаза» этих странных, уродливых рыб, попадавшихся в трал. Значит, вот такая плоская гадина и притаилась в песке? А я принял ее за драгоценную мраморную плиту!

— Куда же мы плывем? — спросил я.

— В Планерское, в больницу, — торопливо ответила Светлана. — Успокойся, уже прибыли.

В самом деле, мотор заглох, и Валя пробежал на нос с длинным багром в руках. Под килем громко заскрипела галька.

Ребята подхватили мой матрац на руки и, толкая друг друга, потащили к сходням. Когда меня приподняли, переваливая через борт, я, наконец, смог увидеть свою руку. Она вся посинела и сильно распухла. А из вздувшейся, как лепешка, ладони торчал глубоко вонзившийся твердый шип.

Не буду рассказывать, как его вырезали из ладони в больнице. Операция была весьма мучительной и долгой. Шип хирург подарил мне на память, хотя и так я вряд ли забуду об этом приключении. Это была небольшая, но очень острая костяная игла, к тому же зазубренная, словно наконечник гарпуна. Вытащить ее самому из раны совершенно невозможно.

У морского кота, как мне рассказали потом научные сотрудники биостанции, бывает даже не одна, а две или три такие иглы. Они спрятаны у него в основании хвоста. Хвостокол вонзает их в жертву со страшной силой. Но и этого мало: каждый шип покрыт ядовитой слизью, которая долго не дает ране заживать.

Ученые рассказали, будто иногда в аквариумах разозленные морские коты даже кончают жизнь самоубийством, нанося самим себе этими отравленными шипами смертельные удары в спину.

А напороться на хвостокола легко. Брюхо у него темное, а спина желтовато-серая, вот почему пестрые полосы мелькнули у меня в глазах. Когда он зароется в песок, подстерегая добычу, заметить его очень трудно.

Придется полежать недели две, решили врачи. Это меня совсем доконало. Выбыть из строя в такое напряженное время! Но опухоль опадала очень медленно, рука еле двигалась, точно парализованная, и мне волей-неволей пришлось смириться.