Акамедия - Александр Ашотович Саркисов

так у него пенсия, ипонать, тридцать пять тысяч, а у меня двадцать две.

– Не может быть!

– Еще как может, им, ипонать, их гривенную пенсию на коэффициент умножили и увеличили в два раза.

Вторую налили по полной и выпили молча, не чокаясь. Потрох решил перевести разговор в мажорную тональность.

– Брось, Петька, все будет хорошо, только верить надо.

– Вера – это, ипонать, хорошо, да только с чего она возьмется? Назначили губернатором какого-то брандахлыста, даром что адмирал. В России что, умные закончились? Ты, Потрох, пойми, ипонать, люди же не идиоты, все понимают, готовы временные трудности и потерпеть. Но с чего, скажи, терпеть дурь заезжих гастролеров?!

– Тут ты, Петька, прав, в Севастополе свои грамотные кадры имеются. Да и город это особенный, туда кого попало нельзя. Ну да бог с ними, давай за тех, кто в море!

После третьей друзей потянуло на воспоминания.

– Потрох, а ты помнишь, как на первом курсе документы в гальюне утопил?

– А помнишь, Петька…

Это «а помнишь» длилось долго, хохотали до слез. Потом помянули ушедших, а их с каждым годом становилось все больше.

На столе заметно убыло и хозяином не обновлялось. Зюкин приволок из прихожей сумку.

– У меня тут кое-что есть, жена в дорогу собрала.

Он вытащил кусок сала и чекушку. Силуан Авдеевич почувствовал глубокую конфузность.

– Ты что, Петька, охренел?! Убери, не позорь, сейчас все будет как надо.

Будучи уже изрядно поддавшим и потерявшим страх, Силуан распахнул дверцу холодильника и начал беззастенчиво дерибанить Зинкин стратегический запас.

По кухне расползался пьянящий запах достатка. Зюкин с интересом рассматривал разные деликатесные диковины, венчала это изобилие литровая бутылка «Белуги».

– Ну, Потрох, ты, ипонать, даешь! Тебе Зинка нюх не начистит?

– Зинка мне?! Да ты чего, Петька, вот она у меня где!

Силуан воинственно потряс сухим кулачком.

– Она у тебя все такая же стройная?

– Придет, увидишь. Я тебе, Петька, так скажу, Зинка у меня хозяйка справная, что ни скажу, все сделает. И на работе, и по дому все успевает.

– Хорошо тебе, Потрох, а моя на старости ворчливая стала, ипонать. Ты ей слово – она тебе два.

Силуана понесло.

– У меня Зинка поперек и пикнуть не смеет, это, брат, воспитание, она меня уважает и даже побаивается. Сечет баба, кто в доме хозяин.

Зюкин откупорил «Белугу».

– Ну давай, раз такое дело, ипонать, за жен!

Потрох согласно кивнул и рюмку опрокинул. На закусь зацепил вилкой добрый кусок осетрового балыка.

Тихо скрипнула входная дверь, на пороге показалась дородная женщина, нагруженная набитыми снедью пакетами.

Недобрым глазом она осмотрела происходящее. Опустила пакеты и свирепо уставилась на Силуана.

Почему, когда у женщины отмирают крылья, она сразу садится на метлу? Вот загадка.

Потрох даже не успел испугаться, последнее, что он услышал, – «Ах ты старый козел!», последнее, что он увидел, – неотвратимо надвигающуюся на лицо мокрую половую тряпку.

Обалдевший от происходящего Зюкин подхватил сумку и выскочил на лестничную площадку.

– Ну, Зинка, ты, ипонать, даешь!