Георгий Владимов - Три минуты молчания

Откуда он наш разговор слышал? Наверно, по трубе из своей каюты. Она хоть и заткнута свистком, но услышать можно, если ухо пристроить.

— Ему не я читаю, — сказал третий. — Ему «дед» читает, в механики зовет.

Кеп себя постучал пальцем по лбу, — мне видно было краем глаза.

— Чем бы дите ни тешилось…

Пошел было, потом опять вернулся, поскреб щеку.

— Между прочим, это мысль он подал, собрание тоже надо провести. Есть кой-какие вопросы.

— Значит, не зря я вам радиограмму подал? — спросил «маркони».

Кеп рассердился:

— Делом займись, Линьков. Аппаратуру свою изучай, повышай квалификацию. Тоже детством занимаешься.

Я потом спросил:

— Почему это он «деда» не любит?

— А кто кого любит? — спросил «маркони».

— Точней на курсе, — сказал третий. — Вправо ушел. Не ходи вправо.

Больше мы не говорили.

Потом я сменился и пошел глупыша проведать. Он уже всю селедку успел сожрать, и поднагадил, конечно. Я ему все почистил, потом надергал из шпигатов еще несколько селедин. Там они всегда застревают, никакой струей их оттуда не вымыть.

Фомка поглядел на это богатство, одну заглотил сразу, а другие накрыл крылом. Он уже меня совсем не боялся, не зарывался головой в перья, когда я руку подносил. Но с крылом у него плохи были дела, я чуть задел случайно, и он закричал, забился. И потом уже смотрел на меня сердито, только и ждал, когда я уйду. Вся дружба наша полетела прахом…

11

Собрание мы в этот же день провели. Не комсомольское, правда, а судовое. Рыбу все не могли найти, и кеп решил даром времени не терять.

Собираемся мы в салоне, — где же нам еще. Ну, летом в погожий день можно и на палубе, а так — в салоне, это у нас самое большое помещение. Почти все оно занято столом, с двумя лавками, на одном краю стоит кинопроектор, а против него — простыня натянута вместо экрана. В камбузной двери — окошко, оттуда кандей подает «юноше» миски и кружки, и в это же окошко они смотрят фильмы.

Набились плотно, все пришли, кроме вахтенных. Кеп нам сделал доклад: рейс у нас — сто пять суток, за это время мы пять раз должны подойти к базе, сдать пять грузов, а шестой — повезем в порт. Всего план у нас — триста тонн, за выполнение плана — премия двадцать процентов, за каждую тонну сверх — по два процента премии… Каждую экспедицию мы это внимательно выслушиваем.

— Ну, высказывайтесь, моряки, сколько берем перевыполнения?

Помолчали. Крепко помолчали. Потом Шурка высказался — он у кинопроектора сидел и крутил ролик. С другой стороны ролик крутил Серега.

— Это как заловится, — сказал Шурка.

— Но обязательство-то взять — нужно.

Опять помолчали. Васька Буров попросил слова и брякнул, как в воду кинулся:

— Триста одну тонну! Кеп усмехнулся.

— Всего-то одну? Ну, Буров, ты даешь стране рыбы!

— Да хоть четыреста, разве жалко. Только не заловится. Жора-штурман, которого мы секретарем выбрали, разрешил наши сомнения:

— Об чем спор? В прошлый раз на триста двадцать взяли обязательство, а вьшовили триста пять. И — что? Такие же сидим, не похудели.

Так и проголосовали — за триста пять. Кеп не стал спорить, записали это в протокол.

Только прошу заметить, — кеп сказал. — Если мы как сегодня будем брать, этак мы в пролове окажемся, как пить.

Дрифтер только того и ждал.

— А это уж не от нас зависит. Мы со своей стороны — все приложим. Но кто ее ищет? Штурмана. А они должны искать по всей современной науке, чтоб зря не метали бы, как вчера.

Третий заерзал на лавке, шрам у него побелел.

— Сколько нашел, столько и застолбил. Значит, не было косяка побольше.

Дрифтер на него не глядел.

— Вопрос у меня в связи с этим.

— Давай свой вопрос, — кеп сказал.

Лицо у дрифтера засияло, залоснилось.

— Вот у нас некоторые штурмана без дипломов ходят. Могу я им доверять, когда они на мостике? И жизнь свою доверять, и рыбу.

— Кого имеешь в виду?

— А пусть он сам выступит, собрание послушает. Все поглядели на третьего. Он встал, весь красный.

— Кто тебе сказал, пошехонец, что у меня диплома нет? Могу показать.

— Мне чужого не надо, я на твой хочу поглядеть.

— Черпаков, — кеп сказал, — что у тебя с дипломом?

— Да, — сказал дрифтер, — объясни собранию.

— Есть у меня диплом. Только справки нет об экзаменах.

— Где же ты ее потерял? — спросил дрифтер.

— Не потерял, а в порту оставил.

Дрифтер взревел:

— Попрошу в протокольчик! Справки при себе не оказалось.

— Не гоношись, у меня только два экзамена не сдано.

— Попрошу в протокольчик! Два экзамена не сдано. Как же тебе его выписали, если не сдано?

— Ну, выписали. Обещал попозже сдать. В рейс надо было идти, вот и выписали.

— Сколько ж поставил? Литр? Или полтора?

— Не твое дело, пошехонец.

— Черпаков, — кеп сказал. — Чтоб ты мне оба экзамена сдал срочно. Какие у тебя не сданы?

— Сочинение по литературе. И морская практика. В порт придем — тут же сдам.

Дрифтер опять вылез:

— Нет, не в порт. До порта я еще с тобой плавать должен, жизнь свою доверять. А экзамены ты можешь на базе сдать, там преподаватели имеются.

— Нужно ж еще подготовиться.

— Вот и готовься, Вахточку отстоял — и готовься. А нечего ухо давить и фильмы смотреть. Откажись от кое-каких соблазнов, а сдай, всей команде на радость.

Кеп сказал:

— Придется, Черпаков. Какой первый сдашь?

— Какой потрудней. Сочинение.

Дрифтер взревел:

— Попрошу в протокольчик! На первой базе он сочинение сдает, а на второй — практику.

Занесли и это. Третий сел как побитый, сказал дрифтеру:

— Добился, пошехонец.

— А я не для себя стараюсь. Для всей команды.

— Добро, — сказал кеп. — Какой там следующий? Быт на судне? Вот с бытом… Прямо скажем, хреново у нас с этим бытом… Сегодня в салон вхожу Чмырев какую-то историю рассказывает Бурову и матерком ее перекладывает, как извозчик дореволюционный. Салон у нас все-таки, портреты висят, а не сапожная мастерская.

— А что? — спросил Шурка. — С выражением!

— Так вот — без этих выражений. А то мы без женщин плаваем, так сами себя уже не контролируем. Вношу лично предложение — отказаться от нецензурных слов.

Опять помолчали крепко.

— Николаич, — сказал дрифтер. — Вы ж сами иногда… на мостике.

— И меня за руку хватайте. И потом — на мостике, не в салоне же.

— Есть предложение, — Васька Буров руку поднял. — Записать в протокол: для оздоровления быта — не ругаться в нерабочее время.