Фредерик Марриет - Мичман Изи

— Ну-ка, скажи мне, малыш, что тут у вас случилось? — спросил доктор Миддлтон, обращаясь к Джеку как к самому благоразумному из всех присутствующих.

— О, доктор Миддлтон, — вмешалась миссис Изи. — Он порезал себе руку. Я уверена, что затронут нерв — и тогда столбняк…

Не отвечая, доктор Миддлтон осмотрел порезанный пальчик, в то время как Джек Изи продолжал играть вишнями правой рукой.

— Есть ли у вас в доме что-нибудь вроде липкого пластыря? — спросил доктор, закончив осмотр.

— Конечно, есть. Мэри, беги… Сара, принеси…

Моментально служанки вернулись. Сара — с пластырем, Мэри — с ножницами в руках.

— Успокойтесь, мадам, прошу вас, — сказал доктор, накладывая пластырь на пальчик. — Уверяю вас, что ранка скоро заживёт без каких-нибудь вредных последствий.

— А не лучше ли отвести его наверх и уложить в постельку, — возразила миссис Изи, кладя на ладонь доктора золотую монету стоимостью одна гинея.

— Вряд ли в этом есть какая-нибудь необходимость, мадам, — сказал доктор, — но следует удержать его от новых шалостей.

— Пойдём, мой миленький, ты слышал, что сказал доктор.

— Слышал, — ответил Джек, — но не пойду.

— Джонни, миленький, пойдём, мой хороший, будь умницей.

— Пойдёмте, мастер Джонни, — попросила Сара.

— Убирайся-ка, Сара, — сказал Джонни, шлёпнув её по заду.

— Фи, мастер Джонни! — воскликнула Мэри.

— Джонни, миленький, пойдём, — сказала мать просительным тоном, — хочешь погулять?

— Я пойду наберу себе ещё вишен, — ответил мастер Джонни.

— Хорошо, голубчик, пойдём, я отведу тебя в сад.

Мастер Джонни соскочил со стула и взял мамочку за руку.

— Какой милый, добрый, послушный ребёнок! — воскликнула мать. — Его можно водить за ниточку. («Да, если водить в сад собирать вишни», — подумал доктор Миддлтон.)

Миссис Изи, Джонни, Сара и Мэри ушли в сад, оставив доктора Миддлтона наедине с мистером Изи, который молча просидел в углу комнаты в течение описанной сцены. Нужно отметить, что доктор Миддлтон был умным, рассудительным человеком, и он не любил вмешиваться в дела, не имеющие до него касательства. Что до гинеи, полученной им за наклейку кусочка пластыря, то на этот счёт совесть его была чиста: время ему было одинаково дорого независимо от того, потратил ли он его с толком или попусту, а кроме того, бедных он лечил бесплатно. Постоянно бывая в доме мистера Изи, он часто виделся с Джонни и успел заметить, что тот был смелым, решительным мальчиком, наделённым от природы добрым и отзывчивым сердцем, но вместе с тем было очевидно, что помешательство отца на философии и безрассудная любовь матери постепенно портят ребёнка, способствуя развитию у него дурных наклонностей. Вот почему, едва миссис Изи удалилась из комнаты, он уселся на стул и задал вопрос, с которого мы начали нашу главу и который здесь уместно привести ещё раз:

— Не думаете ли вы послать мальчика в школу, мистер Изи?

Мистер Покладистый скрестил ноги, обхватил сцепленными пальцами рук колени, как он всегда делал, готовясь вступить в спор.

— Нет, не думаю, мистер Миддлтон. Я решительно возражаю против того, чтобы послать мальчика в школу, главным образом потому, что принудительная дисциплина, навязываемая в школе с помощью наказаний, не только несовместима с правами человека, но и решительно противоречит здравому смыслу и нормам морали. Не говоря уже о том, что наказание само по себе является ошибочным методом воспитания и нарушением общественной справедливости, учителя унижают человеческое достоинство учащихся тем, что практикуют наказание по нижней части спины, усугубляя тиранию позором. Конечно, предполагается, что мальчик, посланный в школу, извлечёт пользу от наставлений и примера умного педагога, но скажите, как он научится доброте, если её воспитывать с помощью окриков и взмахов берёзовой розги, отзывчивости — с помощью жестокости, терпимости — при несдержанности тех, кто должен подавать пример, или стыдливости, когда нижние части его тела при порке обнажены для всеобщего обозрения. Не вступает ли такое воспитание в противоречие с идеалами всеобщего равенства, к которому мы все стремимся, но которого мы неправедно лишены? Почему должно проводиться разделение на секущих и секомых? Разве они не созданы одинаково по образу и подобию Божьему, не наделены разумом в равной мере, не обладают равными правами на плоды земли нашей, которые должны быть распределены среди всех по принципу равенства? Разве это справедливо, что мы так долго и терпеливо сносим лишение тех священных прав, которые были присвоены себе небольшой кучкой тиранов за счёт основной массы народа, и терпим это только благодаря привычке к бесправию и внушённым с детства ложным понятиям о добре и справедливости? Разве долг отца не состоит в том, чтобы оградить сына от ошибки усвоения опасных и ложных идей, что грозят превратить его в стадное животное, готовое покорно сносить страдания только ради того, чтобы жить? Да к тому же эти ложные идеи внушаются ученикам и запечатлеваются в их умах с помощью берёзовых розог! Не получают ли они с первыми уроками азбуки уроки рабства, которые подавляют их разум, чтобы тот уж никогда не воспарил ввысь, но приобрёл привычку склоняться перед деспотизмом, пресмыкаться перед вышестоящими, думать и действовать по наущению других и молча отрекаться от права священного равенства, которым мы наделены от рождения? Нет, сэр, если в школе не могут обойтись без порки — этой грубейшей ошибки при обучении, ноги моего сына не будет в школе.

Мистер Покладистый откинулся на спинку кресла довольный, полагая, как все философы, что сказал нечто весьма дельное и умное.

Зная, с кем он имеет дело, доктор Миддлтон терпеливо ждал, пока тот исчерпает запасы своего красноречия.

— Я вполне допускаю, — сказал доктор наконец, — в том, что вы сказали, есть много справедливого. Однако, мистер Изи, не полагаете ли вы, что, закрыв мальчику доступ к формальному образованию, вы ещё больше подвергаете его опасности впасть в ту ошибку, о которой только что говорили. Ведь только образование позволяет нам преодолевать предрассудки и ломать оковы обычаев. Даже если предположить, что в школе пускают в ход розги, то молодые умы в это время ещё гибки и легко примиряются с неизбежностью наказания. А когда мальчик получит основы образования, он будет подготовлен к тем урокам, которые вы сочтёте нужным преподать ему сами.

— Да, я буду учить его сам, — сказал мистер Покладистый, скрестив руки на груди с важным и внушительным видом.

— Я не сомневаюсь в ваших способностях, мистер Изи, но, к сожалению, вам придётся столкнуться с непреодолимыми препятствиями. Я знаю, на что вы способны, и не сомневаюсь, что мальчик был бы счастлив, имея такого наставника, но, извините, я буду говорить откровенно: материнская любовь миссис Изи к ребёнку будет всегда стоять преградой на пути ваших добрых намерений, — и это вам так же хорошо известно, как и мне. Ваш сын уже изрядно избалован ею, поэтому он не будет слушаться вас, а без послушания ваши назидания будут напрасны.