Николай Черкашин - ПОВСЕДНЕВНАЯ ЖИЗНЬ ПОДВОДНИКОВ

Во всяком случае еще не поздно исправить эту явную историческую несуразицу.

Никогда не думал, что к кораблю можно ревновать так же, как к женщине. Я думал, это было только со мной…

Ночное всплытие посреди Средиземного моря. Голос командира, взобравшегося под верх высокой стальной трубы выходной шахты:

- Погасить плафон под люком!

В центральном посту гаснет самый яркий светильник. Ни один отблеск света не должен вырваться из рубки в ночную темь. Мало ли кто озирает сейчас поверхность моря - чужой перископ, чужой бинокль, чужой самолет?…

Командир рвет рычаг кремальерного затвора, тяжеленную крышку отбрасывают пружины амортизатора и напор внутри лодочного давления, хлопок по барабанным перепонкам и в глубокий колодец выходной шахты низвергается поток свежайшего морского воздуха, холодного и слегка солоноватого.

- Отдраен верхний рубочный люк! - Возглашает командир голосом жреца, начинающего ночную мистерию и вахтенный центрального поста, безмолвный писец, заносит сакральные слова в вахтенный журнал.

По бесконечному вертикальному трапу в узкой - по самые плечи - шахте выбираюсь наверх, к полуночным звездам. Сверху падают тяжелые соленые капли. Остро пахнет соляром и рыбой. Должны быть, прошли сквозь косяк макрели или пеламиды. В ячейках обрешетника вспыхивают огненные точки рачков-светлячков.

Мостик еще не обсох после подводного плавания. Во всех его лунках, углублениях, вмятинках поблескивает вода, прихваченная всплытием., - будто дождевая вода на асфальте… Где он этот асфальт?

В лунном фосфоре борт и рубка, зыбкая морская рябь.

Редкие волны запахиваются на палубе внахлест. Ударяясь о лодочное железо, гребни их вспыхивают зеленоватым светом. жидкий огонь фосфоресценции лижет ватерлинию. Глухо стукнулась о шпигатную решетку морская черепаха и поспешно ринулась прочь, разгребая плоскими лапами воду, насквозь просвеченную луной.

Я думал, что только со мной, только с нашим экипажем подводная лодка была связана так кровно и так интимно. Но в Питере я встретил последнего командира "Буки четыреста девятой" капитана 1 ранга Михаила Фролова и понял, что и ему она дорога так же, как и мне, что и его наша старая "дизелюха" выносила из океанских глубин, а порой и из беды, как верная лошадь спасает хозяина. И хотя мы никогда с ним не виделись и даже не знали друг о друге, имя общего корабля сразу же сблизило настолько, что мы немедля наполнили чарку.

- Нет ее больше, нашей ласточки. - Грустно молвил Фролов. - В девяносто втором спустили флаг и за ноздрю оттащили на Зеленый Мыс…

Зеленый Мыс - это корабельное кладбище под Мурманском.

Стали вспоминать по каким морям, портам и странам хаживала наша "четыреста девятая" за двадцать два своих года честной корабельной жизни: Северный Ледовитый океан, Атлантический, Средиземное море, Балтийское, Карибское, Египет, Сирия, Тунис, Югославия, Куба…

- А все-таки счастливая была лодка. - Вздохнул я. - Никого из нас не погубила.

- Не скажи! - Возразил Фролов. - Я тут статистику за двадцать лет изучил. Так вот, через каждые четыре года на "четыреста девятой" были жертвы: то матрос в цистерне задохнется, то током шарахнет, то придавит где… Это вас с Невяровичем (командир Б-409 в 1975 - 77 годах - Н.Ч.) пронесло, а на мою долю два покойника выпало.

Служил у меня матрос Агеев, электрик четвертого отсека. Трудяга, каких свет не видел, толковый непьющий парень родом из деревни. Я его даже отпуском поощрял. Нравился мне боец. Поручил ему как-то ремонт электрокомпрессора, так он всю ночь с ним возился, пока в строй не ввел. Утром прихожу на лодку. Дежурный по кораблю докладывает: "Товарищ командир, у нас ЧП: снова вскрыли провизионку. Похитили бутылку сухого вина и две банки сгущенного молока."

"Кто?" Ушам не поверил - "Матрос Агеев". Были у нас такие ухари, дважды вскрывали. Но чтоб Агеев… В кают-компании завтракали, сел и я за стол. Да кусок в горло не лезет. Вдруг, как толкнуло что: "Агеева ко мне! Где Агеев?" Объявили по трансляции: "Матросу Агееву прибыть к командиру!" Нет Агеева. Искать по отсекам! Облазили все - нет матроса. Заглянули в аккумуляторную яму, а он там. Сделал петлю из лямки ПДУ(портативное дыхательное устройство - Н.Ч.) и повесился в нижнем ярусе. Там же невысоко, так он ножки подогнул… Вытащили - остыть еще не успел. Жалко парня до слез!

Стал разбираться. Старпом, узнав о вскрытии провизионки, объявил об этом по трансляции: мол, так и так, матрос Агеев вором оказался, отличник наш, маяк и передовик. Тот услышал и сказал только одну фразу: "Ну, я все понял…" Встал и ушел.

Я так себе понимаю. Провозился Агеев с электрокомпрессором всю ночь, проголодался, ну и вскрыл хилую дверцу, чтоб подкрепиться. По-простому так, по-работяжьи. Нехорошо, конечно, но не велик грех, простили бы ему. А старпом решил его воспитнуть… Прокурор потом сказал: ваш матрос погиб от собственной честности. Таким его дома воспитали. Душа ни вины, ни позора не вынесла. Редкий по нынешним временам случай.

Вторая беда. Готовились к выходу в море. Лодку вылизали, как никогда. Все в строю, все пашет, крутится, вертится. Эскадренную комиссию прошли - пять шаров. Флотскую - отлично. Потом из Москвы приехала группа седых товарищей с мальчишеской искрой в глазах. Большую лопату привезли. Копали, копали, проверяли, опрашивали - все в норме. Все как положено. Стопроцентно готовы к выходу в большие моря. Сам удивлялся. Никогда так не было, чтоб все было!

В последний день перед выходом грузим мины. Шли на боевую службу в минном варианте. Вдруг лопается трос и мина по лотку - 800 килограмм по смазанным салазкам летит в отсек. У меня фуражка вместе с волосами приподнялась. Но вижу - все обошлось. Все живы, все целы. Вылезает из первого отсека лейтенант-минер. Лицо белое: "Товарищ командир, Бикчентаева придавило." Даже пикнуть не успел. Грудную клетку смяло.

Тут снова комиссии налетели, торпедопогрузочное устройство проверять - все в норме, сроки испытаний выдержаны, трос на экспертизу отправили. Эксперты понять ничего не могут - сталь качественная, без заводского брака. Такие обрывы раз в сто лет случаются. На всякий случай нас от похода хотели отстранить - шутка ли, такое ЧП?! Но адмирал Касатонов оставался за главкома, он и распорядился - пусть выходят. До сих пор ему за это благодарен. Вышли, отплавали, все задачи выполнили. Но вот, что я думаю. Матрос погиб, это как бы мне в назидание. Знамение такое: смотри, командир, с ядерным оружием выходишь, у тебя на борту семьдесят пять душ. Помни о смерти и не резвись, как щенок, которого с поводка спустили. Всякий корабль - военная машина, а она жертвоприношений требует. Вот и наша "букашка" кого казнила, кого миловала. Не все так просто…