Виктор Устьянцев - Синий ветер

А деньги сегодня нужны до зарезу, магазины ломятся от напитков и фруктов, на Олины деньги он не рассчитывает, хотя она не откажет, если попросить.

Прысенко только что вернулся из поселка, купил себе часы «Вымпел» на двадцати трех камнях и в золоченом корпусе.

— Сколько стоят? — поинтересовался Хомутинников.

— Пятьдесят рублей.

— Дороговато. А впрочем… Да, это идея! Слушай, друг, одолжи на один день, — попросил он Прысенко.

— Зачем?

— Надо. Я тебе их на вечерней поверке верну.

Прысенко пожал плечами и протянул часы:

— Пожалуйста.

— Вот спасибо, выручил! — Хомутинников сунул часы в карман и пошел разыскивать начальника плавсредств.

Капитан-лейтенанта Борисова он нашел в канцелярии.

— Товарищ капитан-лейтенант, разрешите обратиться?

— Обращайтесь.

— Прошу вашего указания бухгалтерии, чтобы мне выдали пятьдесят рублей. В магазине появились часы «Вымпел», плоские, на двадцати трех камнях. А у меня никаких нет. Вот и хочу купить.

— Сколько у вас на книжке?

— Восемьсот сорок два рубля.

— Хорошо, потом покажите часы мне, я тоже хочу купить, у меня видите, какие старенькие?

У него и в самом деле были старенькие часы «Победа».

— Кстати, — сказал Борисов писарю, — выпишите зарплату всем.

Выйдя из канцелярии, Хомутинников побежал в кубрик переодеваться.

В кубрике солдаты расставляли скамейки.

— Зачем это?

— Кино сейчас начнется.

— А кто же крутить будет? Голубев-то в санчасти.

— А вот товарищ мичман.

Мичман Туз заряжал в «Украину» пленку. Этот Туз поистине универсален. И все-таки Хомутинников съязвил:

— «А вы ноктюрн сыграть могли бы на флейтах водосточных труб?»

— Вот уж чего не могу, того не могу, — чистосердечно и добродушно признался мичман. — Но играть научусь. Не хуже вот Валеева.

19

Он и в самом деле купил баян, достал самоучитель и терзал этот баян почем зря. Оксана Григорьевна взмолилась:

— Оставь ты его, Петя. Все равно за ними не угонишься. Они вон консерватории да институты пооканчивали.

— Вот и мне надо учиться.

— Да ведь ты и так сколько учился! Приходишь поздно и дома все с книжками и с книжками. Ну пока учился в вечерней школе, я молчала — надо. Теперь и школу закончил, в институт поступил. Тоже надо. Но зачем тебе курсы шоферов, киномехаников, а теперь еще и баян?

— Пойми, Ксана, я воспитатель.

— Хорош воспитатель, своих детей только спящими и видишь, а Гришка вон уже курить начал. — Она заплакала.

А тут еще зашел Николай Козырев, и Оксана пожаловалась ему.

С Николаем разговаривать легче, он понимает.

— Захожу утром в кубрик, спрашиваю у дневального, где Котельников. «В кулуарах», — отвечает. «Где?» «В колидоре», — говорит, а у самого бесенята в глазах прыгают. Думает, не догадается мичман, почему он эти «колидоры» ввернул. Не-е-ет, Коля, не легче, а труднее стало нынче работать. Раньше, лет десять назад, я бы этого солдата поставил по стойке «смирно», отчитал как следует да еще на губу посадил. Для внушения.

— А сейчас что сделал?

— Ничего особенного. Я ему популярно объяснил, что французское слово «кулуар» в переводе на русский язык означает боковую залу, коридор в парламенте или театре. Во множественном числе означает парламентскую среду. Солдат этого не знал.

— Здорово ты его поддел! Это, пожалуй, похлестче «губы» подействует. Мастак ты на эти штуки, Петро!

— На том стоим. А учиться надо, иначе я как воспитатель только оборону буду держать. А победы можно добиться только в наступлении.

— Да на кого наступать-то? — вмешалась Оксана Григорьевна.

— На многое. Например, на пережитки прошлого в сознании людей. Вот, скажем, ты начинена ими, как пирог капустой. Сама увязла в быте и мужу не даешь учиться. Опять же ревнуешь.

— Это к кому же? — поинтересовался Николай.

— Да к твоей жинке! Помнишь, мы на Новый год с ней танцевали? Так моя-то всю ночь пилила.

— Гляди, я те бока-то намну! — сказал Николай и расхохотался.

— А ну вас, — махнула рукой Оксана Григорьевна. — Я с вами серьезно, а вы зубы скалите.

Она принесла еще пирогов с капустой, подрезала сала, заново заварила чай.

— Вот сама пойду работать, тогда узнаешь. На одних консервах посидишь, не то запоешь. И про пережитки еще не раз вспомнишь, когда сам себе будешь и обед готовить, и белье стирать, и хозяйство вести. Я хотя и увязла в быте, но, если бы я твой быт не тянула, ты так и остался бы с семилеткой.

— Вот это верно! — сказал мичман и обнял жену. — Видал, Коля, какая у меня жинка?

— А на мою заришься, — сказал Николай и опять захохотал.

Кто-то постучался, мичман встал, пошел в коридор открывать дверь. Вернулся он тут же и начал торопливо одеваться.

— Что еще стряслось? — спросил Николай.

— Хомутинников из увольнения не вернулся.

Когда Туз прибежал в канцелярию, Борисов спросил:

— Где он может быть?

— Да есть тут у него одна. Бетонщицей работает. Я поеду к ней.

Но Туз не успел выйти из канцелярии, как туда ввели Хомутинникова. Он еле держался на ногах, налившиеся кровью глаза уставились в одну точку.

— Уложите его спать, — сказал Борисов солдатам, поддерживавшим Хомутинникова под мышки.

Однако рулевой уперся, он порывался что-то сказать, но слова у него получались мятые, сначала никто ничего не мог понять, только потом догадались, что он говорит о каких-то часах.

— Во! — Он закатал рукав и показал часы.

— Ладно, идите спать, — сказал Борисов.

Хомутинников оттолкнул поддерживавших его солдат и шагнул к двери. Однако ноги совсем перестали его слушаться, он споткнулся. Солдаты опять подхватили его и вынесли из канцелярии.

На следующее утро Борисова вызвал опять появившийся на стройке Жаров. Кроме самого Жарова в кабинете сидели Щедров и Савкин.

— Что у вас там происходит? — спросил Жаров, когда Олег сел на предложенный ему стул.

— Что вы имеете в виду?

— Вот видите, — обратился Жаров к Щедрову и Савкину. — Он еще прикидывается этакой невинной овечкой. А то, что у вас за один день два ЧП случилось, это вас не удивляет? Сначала Голубева искалечили, потом этот матрос напился, как его фамилия?

— Хомутинников, — подсказал Савкин.

— Вот-вот, Хомутинников. И вообще, кто вам разрешил выдать всем зарплату? Вы знаете, что есть приказ выдавать только по три рубля восемьдесят копеек?

— Это касается только лиц, особо склонных к злоупотреблению спиртными напитками.

— Но есть еще и указание начальника управления полковника Щедрова: никому не выдавать на руки более пяти рублей.