Фредерик Марриет - Мичман Изи

— Джек, я долго думал и решил, — сказал Гаскойн, — что я мало чего добьюсь своей поездкой домой за новым назначением. Поэтому я предпочёл бы остаться с тобой. Я уже отслужил свой мичманский срок и сдал экзамен на чин лейтенанта, поэтому моя дальнейшая мичманская служба потеряла всякий смысл. Ты меня примешь к себе?

— Я об этом тоже думал, Нед. Но как ты считаешь, капитан Собридж даст своё согласие?

— Уверен, что даст. Он знает, какие у меня обстоятельства, и о том, что я плыву домой потому, что мне надоело гоняться за «Авророй».

— Хорошо, мы завтра вместе пойдём к капитану Собриджу, и я попрошу его отпустить тебя со мной.

— По крайней мере, у тебя появится более отёсанный товарищ, чем мистер Пузолли.

— Но не такой надёжный, Нед!

Как и договаривались, вскоре на судно прибыли первый лейтенант и другие офицеры «Латоны». Вечер прошёл очень весело. Ничто так не способствует приятному времяпрепровождению, как шампанское, и если вы не мешаете благородное вино с другим, оно никогда не мстит за себя на следующее утро.

ГЛАВА XXXIX,

военный совет, на котором Джек решает предпринять ещё одно крейсерское плавание

Поскольку капитан Собридж в тот вечер не вернулся на судно, Тихоня съездил на берег и нанёс ему визит в доме губернатора, где его представили самому губернатору и пригласили на обед. Джек воспользовался случаем, чтобы изложить капитану Собриджу свою просьбу относительно Гаскойна под тем предлогом, что с офицером, который теперь состоит на должности его помощника, он не может и не хочет разговаривать по душам. Например, ему не с кем поговорить об Агнессе. Видя, что капитан Собридж не склонен согласиться с его просьбой, Джек усилил нажим. Тут в голову капитана Собриджа пришла мысль, что Гаскойн может в будущем выгадать от дружбы с Джеком больше, чем от кого-либо другого, и чем крепче будет их дружба, тем полезнее она может оказаться для Гаскойна, поэтому он охотно дал согласие. Джек сразу же отправился на «Латону», чтобы сообщить Гаскойну и первому лейтенанту о решении капитана Собриджа. Затем он вернулся на борт «Рибьеры» и приказал Мести отвезти его чемодан в гостиницу, где он решил поселиться. Так как Гаскойна теперь считали выбывшим из штата «Латоны», ему разрешили сопровождать Джека. И вот снова Джек выглядывал из того самого окна, за которое он когда-то повесил свои брюки в тот памятный день, когда боцман на собственном примере вынужден был доказывать истинность заповеди «служба превыше приличий».

«Сколько приключений мне пришлось пережить с тех пор! Прошло около четырёх лет, а на флоте я тогда прослужил только три недели», — подумал Джек и погрузился в глубокую задумчивость, вспоминая далёкое прошлое.

Ремонт «Латоны» закончился к утру следующего дня. Получив увольнительный билет, Гаскойн перебрался на борт «Рибьеры». Канонерку передали торговому агенту, который вскоре продал её правительству, однако команда «Рибьеры» не получила на руки призовых денег и части выкупа за пленных, которых оказалось семьдесят человек, хотя, как им сказали, переговоры о выкупе уже ведутся. Как бы то ни было, почин был сделан, и они обрели больше уверенности в себе, в своём корабле и в своем командире. «Латона» первая снялась с якоря, и Джек, распрощавшись с капитаном Собриджем, вручил ему письмо для передачи доктору Миддлтону, затем, вернувшись к себе на судно, приказал готовиться к отплытию.

Теперь представим себе такую сцену: опять собралась наша троица — два мичмана и Мести. Они стоят на юте, опершись на поручни. Бригантина только что обогнула мыс Европу и при свежем береговом ветре бежит вдоль испанского побережья с парусами в крутом бейдевинде. Мистер Пузолли расхаживает на корме неподалёку от них.

— Когда я прошлый раз совершил здесь своё первое плавание на «Ностра Сеньора дель Кармен», всё было иначе, — заметил Джек. — У меня был корабль, которым я не умел управлять, и команда, с которой я не мог справиться, и если бы не Мести, кто знает, что бы со мной случилось!

— Масса Тихоня, вы и сами отлично умеете выпутываться из беты!

— А ещё лучше — попадать в беду, — добавил Гаскойн.

— Но и избавлять от неё других, Нед, ты не забыл?

— «Довольно, Гарри, ни слова больше об этом, если любишь меня», — процитировал Гаскойн реплику Фальстафа. — Я часто размышляю о судьбе бедняжки Азар, что с нею сталось?

— То же, что и с большинством женщин, Нед, в любой стране: поклонение сначала, небрежение потом, чего она не смогла бы избежать, соединив свою судьбу с твоей.

— Может быть, и так, — ответил Нед вздохнув.

— Масса Тихоня, вы всех вызволяете из беты. Вы не забыли, что и меня спасли от неё?

— Что-то не припоминаю, Мести.

— Вы избавили меня от «кипятить чай тля молотых джентльменов», а это чертовски польшая бета!

— Тогда нужно вспомнить ещё кое-что. Мистер Пузолли, ведь я тоже вытащил вас из беды!

— Как так, мистер Изи?

— А как же, ведь я избавил вас от необходимости ссориться с женой каждую ночь.

— Верно, сэр, вы мой спаситель. Но знаете ли, когда мы прошлый раз вели сражение, я часто повторял про себя: как жаль, что здесь нет жены, она держала бы на руках малыша Билли, показывая его у сходен.

— Но по ночам, мистер Пузолли?

— Ночью… боюсь, что ночью я пожелал бы ей оставаться дома. Просто поразительно, как я крепко сплю теперь по ночам. Кроме того, в здешнем климате спать вместе было бы невыносимо. Миссис Пузолли — крупная женщина, очень крупная.

— Хорошо, давайте держать военный совет. Вопрос вот в чём: следует ли нам плыть вдоль берега или направиться прямо в Палермо?

— Плывя в Палермо, мы не захватим ни одного корабля, это уж наверняка, — сказал Гаскойн.

— А если не захватим судна, то не заработаем призовых денег, — добавил Пузолли.

— А если не заработаем призовых денег, то команда будет недовольна, — сказал Тихоня.

— Мы поступим чертовски глупо, если путем безтельничать, — подал голос Мести.

— Но с другой стороны, если мы направимся в Палермо, то скорее закончим наше плавание и вернёмся домой, — сказал Джек.

— На это я скажу, что чем короче будет наше плавание, тем быстрее наступит разлука, — прибавил Гаскойн.

— И я опять буду вынужден спать с миссис Пузолли, — заметил штурман.

— А у нас такой отличный корапль, отличные пушки, отличная команда — и ничего не телать! — воскликнул Мести. — Клянусь непесами, мне такое не нравится!

— Джек, послушай, тебе не хватает восьми месяцев до совершеннолетия, — заметил Гаскойн.