Леонид Влодавец - Рыцарь Шато д’Ор

— Черти-и-и! — взвизгнул кто-то из монахов.

Разбойнички Вальдбурга блестяще умели действовать против ошеломленного и бегущего противника — лихо рубили монахов топорами, ссекали головы косами, расшибали черепа палицами, цепами и «моргенштернами». На плечах монахов они влетели в опорные башни, а оттуда — на первую внутреннюю стену. Оба участка внешней стены между двумя парами опорных башен были очищены от монахов. Вместе с разбойничками на первую внутреннюю стену ворвались и наиболее стойкие бойцы из латников Вальдбурга в своих зеленых плащах. Воротная башня первой стены, которую держала лишь горстка охранников епископа, была атакована с обоих концов, и телохранители епископа были изрублены.

— Сдавайтесь! — торжествующе вскричал Вальдбург, занося меч. — Ваше преосвященство, вы мой пленник!

Епископ с бледным, искаженным злобой и страхом лицом отстегнул меч и рукоятью вперед подал его Иоганну… Тут же его связали и накинули на шею веревку.

Монахи оказались в полном окружении. С четырех сторон — высокие каменные стены, а со стен — стрелы, камни, кипящая смола. В обгорелых, местами еще тлеющих бревнах сгоревших хижин не спрячешься. Монахи в панике бросались то на стену, которую защищал Ульрих, то на стену, захваченную Иоганном, то пытались прорваться через ворота, молотя в них тараном, то карабкались на лестницы. Но все тщетно. Не нанося врагу никакого урона, сами они гибли десятками… Весь двор между двумя внутренними стенами был завален убитыми и ранеными. Вопли отчаяния и ужаса перемежались с проклятиями в адрес епископа… И наконец монахи, оставшиеся в живых — а таковых было не более полусотни, — бросили оружие и, воздевая руки к небу, рухнули на колени посреди двора, моля о пощаде. Таковая и была им дарована, но свободы Ульрих им не обещал. Латники Шато-д’Ора и Вальдбурга, а также разбойники снимали с монахов оружие, выворачивали карманы, после чего отправляли в подвал Шато-д’Ора. Там неудачливых завоевателей заковали в цепи и, по уже известному нам порядку, погрузили в «каменный ящик». Когда эта работа близилась к концу, к Шато-д’Ору стали один за другими подходить отряды вассалов и тех самостоятельных владетелей, которые приняли знак на башне замка за призыв к восстанию против маркграфа. Обнаружив, что дело идет пока лишь о драке с монахами, они не торопились разъезжаться по домам. Вблизи Шато-д’Ора были разбиты шатры, построены шалаши, а командиры осаждали Ульриха предложениями. Очень скоро Ульрих понял, куда клонят его несколько припозднившиеся помощники. Однако пока он не дал им никакого ответа, сославшись на необходимость заняться заделкой повреждений замка, отпеванием и похоронами убиенных.

МАРКГРАФ И ГЕРЦОГ

Напившись до свинского состояния, маркграф проспал до полуночи. Проснулся он в дрянном настроении, похмельный и злой. Голова у него раскалывалась, во рту было кисло, в животе крутило. Осушив еще пару кружек вина, он слегка приободрился и приказал привести бабу. Услужливые холопы забегали по замку и вскорости притащили в опочивальню к повелителю добрый десяток заспанных и растрепанных служанок, кухарок и портомоек. Все эти видавшие виды лахудры ужаснули бы своим видом самого небрезгливого мужчину XX столетия. Но в те времена народ был попроще, да и господа не избалованы. Маркграф выбрал из всего предложенного ассортимента кухарку с арбузообразным бюстом и толстенными ляжками, а прочих велел гнать в шею. Положив разоблаченную до последней нитки бабищу на свое ложе, маркграф окунулся в этот океан плоти и чуть было в нем не утонул, ибо баба была из той серии, которые прощают все, кроме полового бессилия. Маркграф же, имея подорванное алкоголем и прочими пороками здоровье, был, как говорится, уже не тот. Он честно исполнил все, что мог, но увы, этого было мало ненасытной, плотоядной кухарке. Оттащить ее от его светлости удалось только с помощью двух стражников. Маркграф велел бабу высечь, а сам от расстройства опять впал в пьянство. Пил он до тех пор, пока не вбежал уже известный нам кавалер де Ферран и не доложил, что около Шато-д’Ора разворачиваются весьма серьезные события.

— Лазутчики на конях обнаружили лагерь, где скопилось до тысячи монахов — воинов епископа.

— Вчера мне о них докладывали. Не удалось узнать, что они там делают?

— Судя по всему, они не хотят, чтобы их обнаружили люди Шато-д’Оров.

— А нет ли сговора между монахами и Ульрихом?

— Не знаю. Вчера, как вы помните, он сговорился с двумя аббатами.

— А вы должны это знать, мессир де Ферран! Вы видели человека, от которого получал сведения де Перрье?

— Нет, ваша светлость. Боюсь, что он уже схвачен. Кроме того, тот человек был лазутчиком не столько де Перрье, сколько тех же монахов, точнее, епископа. Его кличка — брат Птица. Об этом было сообщено моему человеку, работающему у епископа.

— А что же, ваш человек не мог сообщить вам, куда и зачем епископ повел свой отряд? Ведь он вывел из Визенфурта почти все свои войска. Мне доложили, что, кроме сил монастырей, у епископата осталось лишь около ста человек, а в монастырях можно набрать еще не более пятисот…

— Мой человек должен безотлучно находиться около епископа, у него не было возможности связаться со мной. Но оттуда надо ждать вестей с минуты на минуту… Кроме того, я послал несколько конных ближе к замку.

— Идите, де Ферран, распоряжайтесь от моего имени, делайте что хотите, но я должен знать все, что там творится. Вышлите отряд на Тойфельсберг, оттуда все должно быть отлично видно.

— Уже послано, ваша светлость! Пятнадцать всадников.

— Ступайте.

Де Ферран вышел. Маркграф медленно трезвел. Что же там делают монахи? Если хотят захватить Шато-д’Ор, то их слишком мало. С тысячей воинов и без стенобитных машин этого сделать не удастся. Либо епископ заручился поддержкой кого-то в замке, либо он подошел туда вовсе не для того, чтобы воевать с Шато-д’Ором. Но зачем еще приводить в чужие владения тысячу воинов? Уж не сговорились ли они с Ульрихом? Тогда неприятности могут посыпаться как горох… А что, если все это делается против него, маркграфа?! Сколько сейчас у него верных людей? Если те, что ушли с Ульрихом в Шато-д’Ор, выставят свои силы, у маркграфа не найдется и половины. На короля надежда плоха. Он не станет спорить с большинством рыцарства марки. Просто предложит ему добровольно уйти, а то и насильно сместит. Да и пока гонец маркграфа доберется до короля… Тут все уже переменится! Где же выход?!

— Ваша светлость! — кашлянув, произнес слуга, бесшумно возникший из-за бархатных портьер у входа в опочивальню маркграфа.