Крах атамана - Олег Георгиевич Петров

скрывался. Это и другие обстоятельства меня еще раз убедили, что в милиции не все благополучно…

С горечью рассказал Иван Иванович суду, как собирал людей для облавы в доме Тараева, как безуспешно обращался к Антонову и Колесниченко, как в конце концов у тараевского дома оказались верные Ленкову люди, и главарь ушел, смертельно ранив милиционера Петрова. Рассказал и о показаниях убитого позже Киргинцева, при обыске у которого были найдены документы, которые, со слов Киргинцева, он получил от начальника 5 участка милиции Лукьянова. И как снова обо всём этом доложил начальнику уездной милиции Бородину и Антонову, но мер принято не было. Пока в дело не вмешался Фоменко.

– …Дмитрий Иванович повёл в этом направлении дальнейшую разведку, и выяснилось, что агентом у Ленкова была Елена Гроховская… Далее было установлено, что проживающий в квартире Тайнишек некто Алёшка оказался милиционером Сарсатским, квартира коего служила прибежищем для ленковцев. При обыске в ней было найдено много вещей с краж. Сарсатский был арестован… А потом Лукьянов переговорил с начальником уездной милиции и – Сарсатский был освобождён, а перед этим был освобождён и ранее арестованный Крылов. А меня, как было сказано, «для пользы службы» перевели на Черновские копи…

Бойцов горько усмехнулся, на несколько мгновений замолчав.

Абрам Иосифович ещё раз внимательно оглядел зал, благо рост позволял не привставать и шею не вытягивать, но так и не нашёл среди множества лиц физиономий Антонова и Бородина. А хотелось бы посмотреть на их реакцию…

Прервёмся на некоторое время, чтобы попрощаться в нашем повествовании с Иваном Ивановичем Бойцовым. До суда пришлось ему пережить немало неприятного. Как читатель помнит, Антонов и Бородин из уездного уголовного розыска «сослали» Бойцова подальше: старшим милиционером на Черновские копи. Но этим дело не ограничилось.

В июле 1922 года черносотенная газетенка «Наш голос» публикует, явно заказанную преступными кругами, заметку, что якобы Бойцов присвоил продукты арестантов. Особо не разбираясь и доверившись подчиненным из Читинской уездной милиции, новый Правительственный инспектор Нармилиции ДВР М. Воскобойников 17 июля выносит предписание об увольнении Бойцова. Но через пять дней к Воскобойникову поступает жалоба Бойцова, в которой тот спокойно и аргументированно доказывает, что его увольнение – расправа за участие в разоблачении Лукьянова и других оборотней из милиции. Назначается расследование, окончившееся в пользу Бойцова. Более того, в августе его назначают начальником 1-го участка городской милиции. Заметное повышение!

В руководящем составе Читинской городской милиции Иван Иванович работает до 24 апреля 1928 года, когда на него вновь обрушивается нелегкое испытание: органами ОГПУ он арестовывается по обвинению в… сотрудничестве в дореволюционный период с царской охранкой (глупейший донос, а сработал!). Практически полгода провел Бойцов под арестом, пока не был освобожден из-под стражи под личное поручительство его сына как члена ВКП(б). Ходатайствовал за Бойцова и председатель президиума коллегии защитников Забайкальской губернии Е.А. Трупп, однозначно заявивший, что именно во многом усилиями Бойцова было изобличено большинство ленковцев в процессе дознания и следствия, что Бойцов «исключительно ценный и способный работник». Но только в июле 1929 года дело в отношении Бойцова было прекращено «за недоказанностью» – то есть с формулировкой, которая исключила для Ивана Ивановича дальнейшую службу в органах правопорядка. Некоторое время Бойцов работает счетоводом в конторе окружной жилищной кооперации. К сожалению, дальнейшую его судьбу проследить не удалось.

4

…Всплыла на суде наконец и фамилия Георгия Бурдинского, который на следующий день был вызван для допроса в качестве свидетеля.

Многословно рассказывал Бурдинский о том, как выполнял задание ГПО по поимке Ленкова, как застрелил его в доме портного Каткова. Но историю своих «героических» действий Бурдинскому все-таки пришлось в конце концов закончить и ответить суду на неприятные вопросы: как и когда познакомился с Ленковым, чем они вместе промышляли, какими были их отношения до участия в партизанском движении и после.

Крутился ужом Гоха, не подымая глаз на зал, недоговаривал. Повторно вызвали для показаний Аносова, прояснившего многие моменты…

– Вот и выбирай, ядрёный корень, энтих депутатов! – в сердцах воскликнул, с ненавистью глядя на Бурдинского, сосед Абрама Иосифовича, сжимая подлокотник массивного полукресла здоровенной ручищей с намертво въевшейся в кончики пальцев чёрной угольной пылью. – В голове не укладывается! Партизанил ведь, японцев и семёновцев бил! Ну, ладноть, там, при самодержавии, контрабандным спиртишком промышлял, но ведь потом под пули шёл за народную власть. Как же так, а? – Сосед-рабочий растерянно посмотрел на Барс-Абрамова. – Кому же тогда верить, товарищ?..

Что тут ответишь? Неуютно почувствовал себя под этим взглядом Абрам Иосифович. Будто и на нём вина за бывшего партизанского командира Бурдинского, за того же Лукьянова… Будто и он, Абрам, помогал туманить головы честному трудовому люду, которые голосовали за партизанских вожаков, доверяя им власть в освобождённом от интервентов и беляков Забайкалье, вверяя им свои судьбы, судьбы своих детей, может быть, ещё и нерождённых, и на будущее – в строительстве мирной жизни, счастливого и равноправного Завтра… И так неютно чувствовал себя Барс-Абрамов, что даже не задумывался над плакатностью этих горьких размышлений.

– У-у-у!!! – необычное оживление в зале вытащило Абрама Иосифовича из этой горечи.

– Вот это краля! – неслось по залу. – Губа не дура у атамана! (Эта восторженная реакция на женскую красоту была двумя днями позже описана в одной из читинских газет.)

Оказывается, для допроса суд вызвал в зал свидетельницу Ситникову.

Двадцатилетняя красавица комкала платочек и смущённо опускала пушистые ресницы. Мужская часть публики, а сильного полу в зале судебного заседания было подавляющее большинство, откровенно любовалась Шурочкой. А слушая её незамысловатые показания, особенно их жалостливую часть о том, что Ленков «угрожая, заставлял жить с ним», преисполнялась к синеглазой блондиночке таким сочувствием, что на «мелочи», типа её полной осведомленности о делах как гражданского супруга Попикова, так и Ленкова с Багровым, внимания не заостряла.

Опрос свидетелей и потерпевших продолжался ещё три дня.

Непрятный сюрприз ожидал большинство подсудимых 15-го числа, на тринадцатый (!) день процесса: показания давала Ленка Курносая – Гроховская.

– …А в шайку Кости Ленкова я ещё осенью двадцать первого вступила, как вот познакомилась с Мишенькой моим драгоценным, красавцем чернявеньким! – Цыганка, зло улыбаясь из-под закрывающей остатки носа белой тряпки, ткнула пальцем в сторону психующего Самойлова. – Вотень-ка, миленький мой! Как стал домой муженёк невенчанный разное барахлишко таскать, вещички да продукты всякие, так и не надо было большого ума сообразить – разбойничает, людишек ограбливает. Ну а через Мишеньку и других узнала разбойничков…

Гроховская, гундося и быстро жестикулируя, посыпала фамилии, а потом начала перечислять известные ей преступления бандитов – от прошлогоднего осеннего налёта ленковцев