Гарри Тертлдав - Череп грифона

Теперь уже пираты рубили и кромсали канаты, связывающие их судно с акатосом. Теперь уже они сами отталкивали гемолию от «Афродиты» шестами и веслами. Двое из них снова подняли луки, которые оставили на своем судне, и начали стрелять в сторону торговой галеры, в то время как остальные гребли прочь от добычи, оказавшейся куда сильней, чем ожидалось.

Соклей ринулся на бак «Афродиты», докуда сражение практически не добралось. Лук и колчан Менедема все еще лежали там, целые и невредимые. Соклей снова подхватил их и выстрелил в пиратов. Наградой ему послужило то, что их начальник гребцов закричал и рухнул со стрелой в бедре. Родосец послал еще пару стрел в человека, стоявшего на рулевых веслах, полагая, что это капитан. Но суда уже далеко разошлись, и рулевой остался стоять на своем посту.

Гемолия потащилась прочь.

Теперь не на всех ее веслах сидели гребцы, и Соклей подумал, а не отдаст ли Менедем приказ пуститься в погоню. Но его двоюродный брат был занят другим: он остановился над пиратом, лежащим посреди «Афродиты». Пират поднял руку, моля о пощаде. Медленно и неторопливо Менедем вонзил в лежащего меч, а когда выпрямился, лезвие потускнело от крови.

— Бросьте эту падаль в море, — сказал капитан приблизившимся морякам. Голос его был холоден, как фракийский ветер.

Нанесенный им удар не убил грабителя, и тот стонал и слабо корчился, когда моряки подняли его и перебросили через борт.

Плюх!

Стоны быстро смолкли.

Другой пират был уже мертв, его голова раскололась, как глиняный горшок. Моряки вышвырнули с «Афродиты» и его.

Поглядев в сторону кормы, Соклей увидел, что несколько человек собрались там вокруг еще одного тела. Один из моряков поднял глаза, поймал взгляд Соклея и сказал:

— Это Доримах. — Он покачал головой, говоря без слов, что этот моряк уже больше не встанет. — Получил дротик в горло, бедняга.

Менедем прошел вперед. Его одежда на боку была забрызгана кровью, но он казался невредимым. Оглядев себя, Соклей увидел, что точно так же запятнан кровью, а еще увидел порез на икре, которого прежде не замечал. Теперь, когда Соклей его заметил, порез начал болеть.

— Радуйся, — сказал Менедем. — Ты хорошо сражался.

— Мы все сражались хорошо, — ответил Соклей. — Иначе бы не прогнали пиратов. Ты в порядке?

Его двоюродный брат пожал плечами.

— Так, ерунда: царапины и синяки. Через пару дней все пройдет. Самое худшее, что я получил, — вот это. — Он протянул левую руку со скверной рваной раной.

— Укус? — спросил Соклей.

Менедем кивнул.

— Влей в рану вино, — посоветовал Соклей. — Я не знаю средства лучше, чтобы предохранить ее от нагноения, а укусы легко нагнаиваются. Я не Гиппократ, но уж это-то знаю.

— Хотел бы я, чтобы сейчас у нас на борту был Гиппократ… Или чтобы мы могли раздобыть какого-нибудь другого лекаря, — сказал Менедем. — Ты, наверное, знаешь больше, чем остальные на «Афродите»… А если даже и нет, то люди все равно подумают, что знаешь. Иди помоги зашить раны и наложить повязки. Во всяком случае, у нас достаточно вина, чтобы обработать раны.

Вместе с Менедемом и Диоклеем Соклей сделал все, что мог, накладывая швы и перевязывая руки, ноги и головы. Он щедрой рукой лил в раны вино, и моряки выли от боли. Иглы и нити, которыми он накладывал швы, были грубыми, предназначенными для зашивания парусины, но достаточно легко протыкали плоть.

— Не двигайся, — велел Соклей Телефу, у которого был порез над коленом.

— Попробуй не двигаться, когда в тебя тычут иглой, — парировал тот.

— Хочешь, чтобы у тебя и дальше шла кровь? — спросил Соклей.

Телеф покачал головой.

— Нет, но не хочу и терпеть новую боль.

— У тебя нет выбора, — нетерпеливо проговорил тойкарх. — Или твоя рана так и будет кровоточить, или ты дашь мне ее зашить и перевязать. Это не займет много времени, а как только я закончу, уже не будет так больно.

— Хорошо. Давай.

Но Телеф все равно дергался и ругался при каждом уколе иглы, а когда Соклей обмотал его ногу парусиной и сделал неуклюжий узел, пожаловался снова:

— И это называется повязкой? Клянусь богами, я видел, как накладывают повязки настоящие лекари. Вот на их работу стоит посмотреть, они делают все так красиво, и аккуратно, и тщательно. А это? Фу! — Он скорчил рожу, издав полный отвращения возглас.

— Прости, — с ледяной иронией проговорил Соклей. — Если хочешь, я сниму повязку, сорву стежки и начну все заново.

— Только попробуй снова прикоснуться к моей ноге, и ты об этом пожалеешь! — заявил моряк. — Я просто хочу, чтобы работа была сделана как надо.

— Я сделал все, что мог, — ответил Соклей.

Вообще-то в словах Телефа была доля истины: настоящие лекари накладывали повязки как можно аккуратней и тщательней, почти красуясь этим.

Если повязка выглядит неаккуратно, это еще не значит, что она не поможет, — заметил Соклей. — Внешний вид — не главное!

— Да, как же. — Телеф показал на рей. — А вот интересно, если бы речь шла о такелаже, ты бы тоже так сказал? Вряд ли! Ты бы вопил как ненормальный, требуя, чтобы все канаты привели в порядок.

У Соклея загорелись уши.

«Вот тебе и вся благодарность. Спрашивается, стоило ли вообще с этим парнем возиться?»

Правда, Телеф вообще был нытиком: он жаловался по каждому поводу и без повода. И все равно Соклею хотелось бы, чтобы он выказал немного больше благодарности.

А вот второй моряк и вправду поблагодарил, очень вежливо, когда Соклей перевязал ножевую рану на его животе. Соклей понюхал рану, накладывая повязку. Она была не очень большой и в отличие от пореза Телефа не так сильно кровоточила, но Соклей ощутил слабый запах кала. Он ничего не сказал и закончил работу со спокойным лицом, после чего отправился на поиски Менедема.

— Ты чего такой мрачный? — спросил его тот. Он как раз обрабатывал рану, похожую на рану Телефа.

Моряк, с которым возился Менедем, не рычал и не критиковал нехудожественную повязку; он, казалось, был просто рад, что кто-то занимается его порезом. Соклей мельком обратил на это внимание; он сейчас был слишком озабочен другим, чтобы позавидовать Менедему.

— Боюсь, что Родипп не выживет, — сказал Соклей.

— О боги! — огорченно воскликнул Менедем. — Почему ты так думаешь? Его рана не кажется такой уж тяжелой. Я видел его.

— У него проткнуты кишки, — ответил Соклей. — В таких случаях люди почти всегда умирают от лихорадки. Помнишь моряка, погибшего прошлым летом, — его подстрелил римский лучник с триеры, мимо которой мы тогда прошли?

Менедем постучал пальцами по правому бедру. Его руки были в крови, и, опустив глаза на собственные руки, Соклей обнаружил, что они тоже окровавлены.