Юрий Дольд-Михайлик - У Черных рыцарей

Впервые Агнесса могла поговорить о себе с женщиной, да к тому ж ещё в какой-то мере причастной к её судьбе. Она начала с того, что больше всего мучило её, – с болезни Иренэ. Агнесса описала страшную автомобильную катастрофу, своё отчаяние, когда у девочки отнялись ноги, тоску по мужу, к которому стала привыкать после рождения дочери, хотя сразу после свадьбы руки хотела на себя наложить, так он был ей немил… Закончила Агнесса тоже рассказом о болезни дочери.

– Она как цветок со сломанным стебельком. Кажется, вот-вот завянет. Ой, Адела, собственные ноги отрубила бы и ей приставила, только бы девочка могла ходить! Всю кровь бы свою отдала!

– Сердце матери всегда одинаково, бьётся ли оно под дорогим платьем, или под такой рванью, как на мне… Жаль, не пришла ты раньше – на рассвете мы снимаемся с места… Может, и помогла бы. Умею я лечить раны, переломы. От чахотки есть у меня разные травы, от холеры – корешок… Есть зелье, чтобы желчь разогнать, и такое, что дурной глаз отводит… От бешенства, приворотное и отворотное, от грудницы и от лихорадки…

Адела, словно в трансе, перебирала названия болезней и трав, которыми она лечит, стараясь найти среди них такие, которые могли бы помочь маленькой Иренэ. Вдруг глаза старухи радостно загорелись. Она бросилась к своим мешочкам, стала их ощупывать и обнюхивать, отбирая нужное.

– Вот из этого, и ещё из этого… от ломоты, чтобы кости не ныли, а отсюда, чтобы спинка не болела, а это… чтобы болезнь личико не желтила… Приговаривая, Адела отсыпала из каждого мешочка на кусок полотна по нескольку щепоток цвету, листьев или корешков, потом завязала всё в узелок и протянула Агнессе.

– На, Мария, и внимательно слушай, что я скажу тебе. Заваришь эти травы в семи кружках воды. И семь раз по кружке подливай в купель. А потом всю воду собери, только так, чтобы ни капельки не пролилось, и ровно в полночь отнеси эту воду на самую высокую скалу, где гуляют ветры. Семь раз поклонись ветрам и семь раз скажи: недуг насланный, наговорённый, наворожённый, недуг ветряной, водяной, земляной, огневой, я тебя запрещу, на семь ветров распущу, пади ты с глаз, с плеч, с сердца, с живота, с рук, с ног, с кости да с крови, с семидесяти суставов. Я тебя заколдую, на семь ветров развею. Тут тебе не живать, крови не пивать, вживе не бывать! Зашлю я тебя на моря глубокие, горы высокие, в пропасти бездонные, в чащобы исхоженные, где люди не бродят, колокола не звонят. Там тебе напиться, там накупаться, там нагуляться, с братцами навидаться.

Агнессе стало жутко от горящего взгляда старухи и от торжественного тона, которым она произносила слова заклинания. На мгновение женщиной овладел мистический ужас перед непостижимыми силами, которые правят судьбами людей. Но перед глазами промелькнули картины детства, все эти Марианны и Луисы, которых старая цыганка учила гадать, обманывать легковерных. Кое-кто из цыганок действительно умел лечить травами, но уменье их не простиралось дальше лечения ран или обычной простуды.

«Бедная Адела, ты даже свои глаза не можешь вылечить!» – подумала Агнесса, но, чтобы не обидеть старуху, трижды повторила за ней слова заговора и заботливо спрятала на груди узелок с зельем.

– Спасибо, Адела, что ты меня не забыла, возьми вот это! – Агнесса сняла с плеч белый шарф, который на всякий случай захватила в дорогу. – Он тёплый и пригодится тебе в непогоду.

Огрубевшими, шершавыми пальцами старая цыганка осторожно погладила пушистую шерсть, потом прижала шарф к щеке.

– Мягкий, как горсточка пуха, как дыханье ребёнка. Ай-ай! Кто же поверит, что старая цыганка его не украла!

– Ничего, зимой закутаешь себе грудь и спину. Под кофтой никто не увидит.

Старуха долго ещё бы причмокивала языком, рассматривая подарок, но Агнесса напомнила ей:

– Пойдём, нам пора собираться в дорогу. Да и Петро, верно, сердится.

К большому удивлению обеих женщин, атаман лишь миролюбиво кивнул, указывая, куда поставить принесённое. По всему было видно, что они с Фредом поладили и выкурили не одну трубку. Деньги, оставленные Агнессой на полу, тоже исчезли.

– Угощайтесь, сеньор, и ты, Мария, – со спокойным достоинством сказал хозяин и, разломив лепёшку, протянул гостям, а сам принялся нарезать сыр и мясо.

Ни Фреду, ни Агнессе есть не хотелось, но они понимали, что их отказ обидит атамана, и сделали вид, что в самом деле проголодались. Но аппетит пришёл во время еды. Вскоре гостям всё нравилось. Агнесса не могла нахвалиться сыром, душистым и мягким, как масло. Фред с удовольствием обгладывал рыбьи косточки, отложив в сторону спинку – два аппетитных длинных ломтика, снятых с хребта. Рыба очень напоминала тарань, которую так любил отец, и эти воспоминания заставили Григория улыбнуться. Петро, угощая гостей, сам ел мало – ему хотелось затянуть этот импровизированный обед до тех пор, пока не соберётся табор, чтобы молодёжь увидела гостей старого атамана, чтобы на них поглядела и себя показала. Подсознательно он связывал сегодняшнее появление Марии с теми далёкими днями, когда каждый приезд гостей сопровождался буйной гульбой всего табора – большого, богатого, дружного.

– Вот увидишь, сеньор, какие у нас певцы и танцоры! – старый цыган уговаривал Фреда задержаться у них, сам уверовав в то, что сегодняшний вечер может стать переломным, что искра веселья способна зажечь былым огнём души усталых и изверившихся цыган.

– Был бы я таким свободным человеком, как ты, атаман, с удовольствием остался бы. Но к сожалению… – Фред посмотрел на часы, – мы не закончили всех дел в городе. Спасибо за всё – за гостеприимство, за ласку, за добрую беседу.

Фред хотел подняться, но атаман остановил его.

– Погоди! Налей ещё по кубку! Чтобы дорога не пылила, как говорят у нас. За тебя, сеньор, пришёлся ты мне по душе… И за тебя, Мария! Утешила моё сердце тем, что не забыла. За деньги, которые дала, от всего табора спасибо. Трудно живут сейчас люди, а цыгане и подавно. Только и сильны единством. Цыган цыгана всегда найдёт и из беды выручит. Я тут дал сеньору адрес. Человек один верный есть у меня в Фигерасе. Если надо будет в чём помочь, к нему обратишься. Скажешь – от Петра, сына Хосе и Терезы, он для меня всё сделает. И помни, сеньор, в жизни всё бывает…

– Запомню… – Фред крепко пожал руку атаману, вложив в это пожатие всю силу признательности. Иметь своего человека в Фигерасе! Это было то, о чём он так долго мечтал, что могло пригодиться каждую минуту.

На обратном пути из табора в Фигерас клочок бумаги с адресом, засунутый в карман, казался маленьким аккумулятором, излучающим живое тепло, и Фред не сразу заметил, что плечи Агнессы слегка вздрагивают.