Восстание - Саймон Скэрроу

и единственная попытка поднять настроение маршевой песней была оставлена после первых двух куплетов.

Пройдя вдоль своих пикетов двести шагов вниз по склону, убедившись, что они настороже и знают правильный вызов и ответ, Катон продолжил путь к костру, зажженному для офицеров Восьмой когорты. Позади него, прочно вросший в землю, стоял штандарт когорты. Золотой венок, которым была награждена Восьмая Иллирийская когорта на Моне, был прикреплен к древку чуть ниже таблички с именем и номером когорты. Над ней находилось серебряное изображение императора, явно отлитое мастером, который явно никогда не видел Нерона во плоти. Большинство центурионов и опционов были со своими людьми, но Галерий и Туберон делили пару фляг с вином с Макроном и Гитецием, пока Требоний готовил какую-то похлебку в железном котле, стоявшем на железной же сковородке, зависшей над костром.

- Не возражаете, если я отхлебну немного? - спросил Катон, присаживаясь.

- Конечно, господин. С удовольствием, - ответил Галерий, протягивая флягу. Катон понюхал, сделал впечатленное лицо и сделал глоток.

- Хорошая вещь.

- Старик достал это для нас, - Галерий указал на Гитеция.

- На другом конце леса есть таверна. Хозяин – мой бывший опцион, - пояснил ветеран. - Ему удалось сохранить часть своих лучших запасов, когда армия прошла мимо. Вы знаете, как обстоят дела с легионерами. Они помогут себе во всем и никогда не заплатят, если им это сойдет с рук. Мне пришлось заплатить ему очень хорошую цену за столько, за сколько я смог унести. Я вернулся за ним, пока ты и твои ребята были заняты. - Он постучал по большой суме на поясе. - Нет особого смысла хранить свое серебро, если есть большой шанс, что я не доживу до того, чтобы его потратить, а?

- Ты все еще будешь его хранить, - сказал Катон, хотя пораженческий комментарий ветерана испортил его удовольствие от вина. - Как только мы разгромим мятежников, тебе понадобится каждый сестерций, чтобы восстановить свою жизнь.

- Да услышат тебя боги, - ответил Гитеций, размахивая кожаной чашей, прикрывавшей его культю. - Какая польза от однорукого человека?

- Одна или две руки не будут иметь большого значения для того, чтобы женщина была счастлива, - ухмыльнулся Галерий, его голос выдавал количество вина, которое он уже выпил.

Выражение лица Гитеция стало грустным.

- Никогда не будет другой женщины. Не после Альбии.

- Никогда не говори никогда, особенно в отношении женщин! - Галерий потянулся за флягой, но Катон удержал ее и покачал головой.

- С тебя достаточно, центурион. Я предлагаю тебе пойти и присмотреть за своими людьми. Скажи им, чтобы они прилегли поспать, и ты сделай то же самое. Я хочу, чтобы каждый человек в когорте отдохнул и был готов к завтрашнему бою.

- Да, господин, - угрюмо ответил Галерий, прежде чем неуверенно подняться на ноги, отдать честь и уйти в темноту.

- Немного резковато, - прокомментировал Макрон.

- Он хороший офицер, и я хочу, чтобы он оставался таким. Возможно, однажды его повысят до командира собственной когорты. Ему нужно знать, когда он достаточно пьян, и остановиться на этом.

Катон повернулся к Гитецию.

- Я прошу прощения за то, что он сказал минуту назад.

Ветеран пренебрежительно махнул рукой.

- Он не имел в виду ничего плохого. Он никогда не знал Альбию. Если бы он знал, он бы понял, почему меня больше не интересуют другие женщины. - Прежде чем он заговорил снова, повисло молчание. - А как насчет тебя, префект? У тебя есть жена?

- Однажды у меня была жена. Женщина, которую я любил и думал, что могу доверять. Оказывается, я ошибся. Она уже мертва, и я пошел дальше. У нас родился сын. Луций. Он хороший мальчик. Хочет стать солдатом, когда вырастет, хотя я думаю, это потому, что он слишком привык к таким, как я и Макрон.

- Не похоже, что тебя порадовала эта идея.

- Это будет его выбор, когда придет время. Пока это делает его счастливым, это все, что имеет для меня значение.

- Справедливо. Где он сейчас?

- Не здесь. В безопасности, я надеюсь. Я отослал его из Британии, когда мятежники подходили к Лондиниуму. Он и Клавдия, которую я надеюсь однажды сделать своей второй женой. Катон нежно улыбнулся. - Я думаю, она та самая. Как твоя Альбия. Я вижу, как буду стареть рядом с ней.

- Тогда тебе есть ради чего жить, друг мой. Будь благодарен за это. А ты, Макрон?

- У меня есть Петронелла, - ухмыльнулся Макрон. - Лучшая женщина Империи. Храбрая, как лев, крепкая, как примипил, она наносит правый хук, который сбил бы с ног профессионального боксера. При этом она умеет деражать себя в руках, а в постели она просто дикая кошка... Ей-богу, я скучаю по ней. Она с сыном Катона и Клавдией, следит за тем, чтобы они оба были в безопасности.

- Похоже на истинную хранительницу, - криво сказал Гитеций. - Судя по твоему описанию, префект, должно быть, либо чувствует себя счастливым, потому что она заботится о его близких, либо напуган тем, что может с ними случиться под ее влиянием.

Макрон нахмурился.

- Она хорошая женщина. О ней не скажут плохого слова. Если ты хочешь сохранить эту голову на своих плечах, будь осторожен в том, что ты говоришь.

- Я не хочу терять еще одну часть своего тела, - усмехнулся Гитеций и вручил Макрону новую флягу с вином. - Возьми еще, за твою Петронеллу.

Макрон поднял чашу. - За Петронеллу, Клавдию и память о твоей Альбии. Благослови их всех. Он сделал глоток и передал флягу, пока остальные поддержали тост, затем с тоской посмотрел на вражеский лагерь вдалеке.

Катон знал, что его друг думает о Боудикке и дочери, о существовании которой он узнал лишь недавно. Было время, задолго до того, как она стала царицей иценов, когда она могла бы быть для Макрона чем-то большим, чем просто мимолетным пламенем, если бы не брак по расчету с Прасутагом, героем-воином их племени. «Возможно», - подумал Катон, - «если бы она тогда сделала другой выбор, кровопролития последних нескольких месяцев можно было бы избежать. История – непостоянная сука», - заключил он, внутренне улыбаясь. Это был своего рода сокращенный афоризм, который мог бы придумать Макрон.

- Что бы ни случилось завтра и что бы ни случилось в последние дни, она тоже прекрасная женщина, Макрон. И мать, которая будет бороться до последнего, чтобы защитить своих детей.

Макрон виновато посмотрел на него, прежде чем кивнул. - Я знаю. Я просто желаю... - Он покачал головой и сделал еще один глоток. - Так обстоят