Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства

— Я попытаюсь, Павел, — поджала губы Наташа, обиженная суховато-деловым тоном Кольцова. — Попытаюсь разыскать машиниста Кособродова, ты его знаешь — он у нас на запасной эстафете. Поговори с ним, но не думаю, что это возможно!..

Они расстались. К вечеру Наташа привела на квартиру большого, по-медвежьи нескладного, с покатой сутулой спиной и узловатыми, тёмными, как сухие корни, руками машиниста Кособродова.

Кольцов уже ждал. Обстоятельно рассказал ему суть дела. После чего, помедлив немного, Кособродов прогудел:

— Такую задачу и в неделю решить невозможно. А ты хочешь в один день.

Они сидели в маленькой комнатке, примыкавшей к кабинету Ивана Платоновича Старцева. И эта комнатка, как и кабинет, также была завалена и заставлена разной исторической рухлядью… Медлительный и степенный Кособродов, казалось тоже был одной из достопримечательностей этой комнаты. Живые, проницательные глаза, выглядывающие из-под густых бровей, свидетельствовали о том, что мысли его работают напряжённо.

— Но это нужно! — сказал Кольцов. — Осипов сегодня в девять выезжает… Завтра или уж, во всяком случае, послезавтра он будет у Петлюры. И тогда — все! Совместными усилиями они разгромят Южную группу…

— Понимаю… — Кособродов неторопливо вынул кисет, свернул цигарку, закурил. Морщась от едкого дыма, думал и рассуждал вслух: — Сейчас шесть. В девять поезд тронется. А взрывчатки ещё нет, за ней надо ехать на Белокаменский разъезд, и неизвестно, будет ли туда попутный поезд… Да и не все поезда на разъезде останавливаются… А если пешком до разъезда добираться — два часа уйдёт… — И Кособродов снова твёрдо повторил: — Нет, не получается!

— Ну что ж… — Павел резко поднялся. — Буду сам что-то предпринимать…

— Погоди малость, — устало сказал Кособродов. — Горячиться, говорю, погоди. Голова дадена для чего?.. Чтобы думать! Вот и давай посидим да подумаем. Глядишь, мелькнёт что-нибудь путное…

Кольцов послушно сел, положил руки на колени и в такой позе стал чем-то похож на провалившегося на экзамене гимназиста.

Кособродов молча курил. Пристально, с прищуром, глядел на тусклый огонёк дотлевающей между пальцев цигарки. Затем опять поднял глаза на Кольцова.

— Для меня, парень, Южная группа — это не просто понятие. — У меня там в сорок пятой дивизии дружков полно… Во-от!.. — И снова протяжная тишина. И снова Кособродов что-то обдумывал, прикидывал, взвешивал… Долго тёр большими грубыми руками лицо. И, наконец вздохнув, сказал: — Вообще-то можно попытаться… Есть одна мысля… Но рисковая…

Кольцов поднял на Кособродова вопросительный взгляд.

В синих тягуче-медленных августовских сумерках Кольцов и Наташа пустырями прошли к товарной станции, откуда должен был уходить спецпоезд. Постояли за пакгаузами. Перекликались в отсыревшем воздухе маневровые паровозы. Падучей звездой, как бы остановленной возле самой земли чьей-то властной силой, повис невдалеке зелёный огонёк семафора.

— Похоже, ждут! — сказала Наташа и снова зашагала вдоль кирпичных стен пакгаузов.

Следом за ней шёл Кольцов. Был он в пиджаке и фуражке железнодорожника, она, в простеньком жакете и косынке, походила на жительницу предместья.

Возле семафора, в тени, не очень таясь, стояли двое железнодорожников с сундучками в руках. Одного из них Кольцов ещё издали узнал по грузной фигуре — это был Кособродов.

— Дим Димыч? — негромко окликнула Наташа.

— Мы, — неторопливо отозвался Кособродов, и его размытая зыбким светом семафора тень закачалась по насыпи.

Девушка на мгновение прижалась к Кольцову, обожгла его горячим дыханием.

— Дай бог тебе счастья! — И, встав на носки, неуклюже поцеловала его в щеку.

Кольцов подошёл к железнодорожникам, и они вместе двинулись вдоль путей. Впереди — машинист Кособродов, за ним — его «помощник», Кольцов, и молоденький кочегар. Шли не спеша, посвечивая впереди себя фонарём. Прошли мимо стрелок. Свернули. Направились к паровозу.

Невысокий старик в тулупе ходил неподалёку от складского строения. Завидев Кособродова, снял шапку, бодро поздоровался, с любопытством всматриваясь в Кольцова — силился угадать, кто же это такой. Кольцов заметил это и на всякий случай отвернулся в сторону.

Первым в будку легко забрался Кособродов. Несмотря на возраст и сложение, он сделался вдруг быстрым, пружинистым. Куда девалась его медлительность и степенность! Следом за ним по железным ступеням полез кочегар.

Кольцов неловко подпрыгнул, зацепился за железную скобу сундучком и едва не уронил его, но кочегар тут же подал руку, помог забраться Кольцову в будку паровоза.

Окутываясь липким паром, чёрная чугунная туша сразу же тронулась, постукивая колёсами и скрипя тормозами, нехотя поползла к ветхому станционному домику. Здесь стоял усиленно охраняемый вагон.

Подошли полковник Щукин, Осипов и Волин. Полковник вполголоса давал последние наставления Осипову.

— Разрешите отправлять, ваше высокоблагородие?! — вытянувшись перед Щукиным, спросил начальник охраны.

— С богом, — покровительственно кивнул тот.

Осипов поднялся в вагон, за ним вошли двое солдат. Захлопнулась дверь. Послышался щелчок замка. Лязгнули буфера, и паровоз тронул вагон с места. Осипов сел у открытого окна, облегчённо расстегнул верхние пуговицы кителя. Он втайне гордился своей миссией — она казалась ему значительной и важной, едва ли не влияющей на ход летне-осенней военной кампании.

Гулко прогрохотав по мосту, паровоз с вагоном набирал скорость. У паровозного окошка стоял Кособродов и внимательно смотрел вперёд. Какие-то бесформенные тёмные предметы мелькали на обочине. Рука Кособродова спокойно лежала на реверсе. Наконец машинист повернулся и, кивнув головой, сказал:

— Можно!

И тотчас паренёк-кочегар и Кольцов полезли на тендер и затем по угольной куче пробрались к водяному баку.

— Значит, четвёртое окно? — уточнил Кольцов.

— Четвёртое, точно, — запинаясь, сказал кочегар. Его бил лёгкий озноб.

По железным скобам водяного бака Кольцов спустился к сцеплению. Грохот колёс на миг, оглушил его. Навстречу летела душная ночь, и звезды тоже летели, словно пришитые к этому поезду…

Кочегар остался на тендере и оттуда внимательно наблюдал за Кольцовым.

А Кольцов перебрался со сцепления на открытую площадку вагона, с площадки полез на крышу, пополз по ней, заглядывая вниз и отсчитывая окна… Вот оно, четвёртое окно! Прижимаясь к крыше, Кольцов какое-то время лежал, справляясь с гулким и учащённым биением сердца. Затем взмахнул рукой и ухватился за грибок вентилятора.