Фараон - Уилбур Смит

их Серрене у входа, но тут он сделал нечто такое, что нарушило ритм и монотонность. Он протянул мне старую кожаную сумку, высохшую и потрескавшуюся от старости. Когда я взял ее из его рук, кожа разорвалась, и содержимое высыпалось на пол расщелины у моих ног. Я пробормотал проклятие и наклонился, чтобы собрать содержимое. Это были четыре бронзовых наконечника стрел. Прежде чем прикоснуться к ним, я остановился и уставился на них. Три из них были проржавевшими от времени, почерневшими и изношенными до такой степени, что их едва можно было узнать. Четвертый наконечник стрелы был так чист, словно только что сошел с наковальни кузнеца. Он был блестящим и острым, так что свет факелов плясал на его поверхности.

Я потянулся к нему, но, когда мои пальцы коснулись его, я вскрикнул от удивления и отдернул руку. Он был горячим, но не очень болезненным на ощупь. Я стоял спиной к Рамзесу, так что он не заметил моей реакции. У входа в пещеру Серрена тоже отвернулась, складывая другие вещи, которые я ей передал. Никто из них не знал о моем открытии.

Я собрал все четыре наконечника стрел. Теперь, когда я был готов к этому, жар четвертого был почти успокаивающим. Я отнес их к выходу, где Серрена обернулась, чтобы встретить меня с усталой улыбкой.

‘Мы почти закончили?- спросила она.

‘Ну, может быть, почти наполовину, - сказал я ей, и она закатила глаза. Я вложил три древних и изъеденных временем наконечника стрел в ее протянутую руку. Она начала отворачиваться, но я остановил ее.

‘Есть еще один, - сказал я ей, и она повернулась ко мне и протянула другую руку. Я вложил ей в ладонь четвертый наконечник стрелы. Она дернулась, как будто ее ужалила пчела. Она бросила три древних наконечника стрел в другой руке на землю и обхватила четвертый обеими руками, как будто это было что-то чрезвычайно ценное.

‘Вот оно, Тата! Она поднесла сверкающий наконечник стрелы к своему лицу и уставилась на него. ‘Это то, что мы ищем.’

‘Откуда ты знаешь?- Спросил я.

- Я знаю. Я просто знаю. И ты тоже знаешь, Тата.- Она обвиняюще посмотрела на меня. - Признайся, ты знал об этом еще до того, как отдал его мне.’

Я усмехнулся. - Позови своего друга Рамзеса. Мы немедленно отправляемся в лагерь твоего отца в Абу-Наскосе. И не потеряй наконечник стрелы. От этого может зависеть ваше царство и жизнь твоего мужа.’

Мы втроем сели в седла в течение часа и добрались до реки Тантика еще до рассвета. Мы напоили лошадей и скакали до середины дня, пока не дали лошадям и себе отдохнуть в течение трех часов. Потом мы ехали всю вторую ночь. Две лошади сломались на этом отрезке пути, но мы оставили их и поехали дальше. К концу следующего дня мы потеряли еще двоих, но еще до рассвета добрались до лагеря короля Гуротаса напротив Абу-Наскоса. Мы добрались от пещеры Гекаты до лагеря Гуротаса за три дня, и это был подвиг, которым можно было гордиться. Однако я не так уж гордился тем, что убивал лошадей при этом.

Мы обнаружили, что за время нашего отсутствия мало что изменилось. Между двумя армиями возникло противостояние, и каждая из сторон придерживалась своей территории по обе стороны Нила. Ни один из наших людей не был готов пересечь Нил и встретиться лицом к лицу с Террамешем.

Единственным существенным изменением было решение двух мелких королей отказаться от своих клятв в том, что оскорбление одного является оскорблением всех. Они погрузились на свои корабли со своими особыми армиями и поплыли вниз по Нилу к Срединному морю, а оттуда отплыли в свои собственные Королевства – если можно было назвать Королевством чумную, продуваемую всеми ветрами скалу, населенную несколькими вероломными пиратами. Как заметил Гуротас, всего их было менее 150, и каждый из них был нытиком и трусом, включая двух своих королей.

Поздоровавшись с Гуротасом и Хуэем, я вызвал Тармаката, самого знаменитого лучника и стрелка в цивилизованном мире. Мы были старыми друзьями, и он сразу же явился на мой зов. После того как мы обнялись и обменялись приветствиями, я сказал ему: "Я хочу, чтобы ты сделал мне самую совершенную стрелу в мире. От этого может зависеть судьба цивилизованного мира.’

‘Этого вызова я ждал всю свою жизнь, - ответил он. - Покажи мне лук, и я сделаю для него стрелу.’

Я подвел его к столу из слоновой кости в глубине палатки и откинул покрывавшую его шелковую ткань. На нем лежал натянутый лук. Тармакат подошел к нему, и еще до того, как он прикоснулся к нему, выражение его лица сменилось благоговейным страхом.

‘Я видел только три таких же лука, как этот.- Он с благоговением погладил замысловатые переплетения золотой проволоки, которыми была обмотана рукоятка. - Все они были собственностью короля или монарха.’

- Этот не исключение, добрый Тармакат. Он принадлежит Рамзесу Первому, фараону верхнего и Нижнего Египта.’

‘Я ожидал этого, мой господин Таита. Я начну немедленно. Я не хочу терять ни одного часа своей жизни.’

‘Я помогу тебе, - сказал я ему. В распоряжении Тармаката были лучшие материалы, накопленные за всю его жизнь. Еще два дня ушло у нас на то, чтобы отобрать лучшие из них, а затем вырезать и придать форму четырем древкам до совершенства. Затем Тармакат уравновесил их так, чтобы они летели точно на расстояние двухсот шагов. Наконец, мы вставили наконечники стрелы, который мы с Серреной обнаружили в пещере Гекаты, по очереди в каждый из совершенных древков. Рамзес выпустил каждую стрелу по одному разу, и мы выбрали ту, которая показывала наименьшее отклонение, то есть меньше чем на полдюйма.

В тот вечер я подплыл к третьему из четырех островов Нила перед крепостью Абу-Наскос и, ожидая появления Инаны, еще раз осмотрел шахту, которую построили древние люди. Я обнаружил, что ее назначение все еще оставалось для меня загадкой. Я вздохнул с облегчением, когда наконец появилась Инана. В последний раз я видел ее, когда она щебетала красивую мелодию, сидя в своем украшенном перьями одеянии на вершине огромной скалы, преграждавшей вход в пещеру Гекаты. У меня хватило здравого смысла не напоминать ей об этом случае.

Может быть, в награду за мой такт она прямо из темноты ночи