Дорога Токайдо - Лючия Сен-Клер Робсон

Простые люди приходили сюда пешком, а знатные укрывались в закрытых паланкинах. Торговцы, лекари и уличные актеры обосновались здесь, чтобы обслуживать гостей квартала. Каждую потребность посетителей, какой бы мелкой она ни была, удовлетворял кто-то из здешних держателей своего дома.

Уходя в сторону от болот и рисовых полей, окружавших Ёсивару, насыпная дорога из утрамбованной земли врезалась между рядами построенных из темного дерева двухэтажных лавок с открытыми фасадами. Кривые переулки, петлявшие между ними, были такими узкими, что двое встречных едва могли там разойтись. Эти проулки были украшены бумажными фонарями с зазывающими в лавки надписями. Белые флаги из хлопчатобумажной ткани свисали почти до земли и развевались на зимнем ветру. На них яркими черными иероглифами было обозначено, чем торгует каждая лавка. Широкие карнизы вторых этажей противоположных домов соединялись над улицей бамбуковыми шестами, на которых сушилось белье. В этот час многие лавки были уже закрыты ставнями. Многие, но не все: в витринах некоторых из них еще лежали на виду путеводители по веселому кварталу, памятные безделушки или раскрашенные от руки гравюры, изображавшие актеров и куртизанок. Продавцы еды и сакэ все еще зазывали прохожих.

Верхние половины открытых фасадов были занавешены короткими шторами: прохожим приходилось нагибаться, чтобы увидеть предлагаемый товар. Хозяева лавок справедливо полагали, что если за шторы проникнет хотя бы голова покупателя, то за ней последует и остальная часть его тела. А они твердо решили не позволить ни одному гостю Юкиё утаить от них даже самую мелкую монетку за отворотом широкого рукава.

От запахов супа с лапшой, жареных пельменей с рисом, политых сладким соевым соусом, и жареной рыбы у Кошечки закружилась голова. Последний раз она ела задолго до того, как ее гость проглотил поданное ему кушанье из рыбы фугу, и теперь от голода у нее начались рези в желудке.

В Ёсиваре Кошечка частенько сиживала на балконе второго этажа гостиницы «Карп» и смотрела на Эдо. Издалека Восточная столица казалась сказочной страной, полной разноцветных огней. Ветер, перелетавший через черный ковер покрытого полусгнившей травой болота, доносил до нее музыку и смех.

Вблизи волшебный город оказался путаницей тесных переулков и грязных трущоб. Лачуги бедняков стояли здесь стена к стене и были такими узкими, что их называли «постелями для угрей». Многие дома отделялись от соседних высокими заборами, калитки в которых крепко запирались на ночь со времен давних голодных бунтов. За сто лет управления страной пять сёгунов из рода Токугава превратили рыбацкую деревушку среди болот в столицу, главный город страны, в котором проживало больше полумиллиона жителей. Бредя наугад по полутемным улицам, Кошечка обдумывала, как ей быть в этом огромном городе.

Дочь князя Асано выросла в Эдо, но до сих пор видела его только в узкие щели ставней, закрывавших окна паланкина. И даже если бы она могла отыскать свой родной дом, делать это не имело никакого смысла: он был конфискован, как и городская усадьба князя Асано и его второй, загородный дом в одном из предместий. Сёгун отдал их кому-то другому.

Мать Кошечки жила теперь в бедном доме в квартале торговцев тканями, но как найти ее, Кошечка тоже не знала. А если бы и смогла отыскать этот дом, то лишь навлекла бы на него беду. Кошечке было известно также, что князь Кира, удалившись от дел, переселился в загородное поместье где-то на другом берегу реки Сумида, но она совершенно не представляла, где это место находится.

Город был полон правительственных осведомителей, и потому Кошечка не могла подходить к незнакомым людям, выспрашивая дорогу, а ей сейчас было так необходимо на кого-нибудь опереться. Девушка мысленно перебрала все возможные варианты. Многие мужчины Эдо сходили по ней с ума. Маленькая шкатулка из розового дерева, хранившаяся в ее комнате в «Карпе», была полна их нежными письмами. Когда любовных посланий становилось слишком много, Кошечка платила какой-нибудь из служанок, умевшей молчать и легко превращавшей стихи и страсть в дым. Но молодая женщина ясно понимала: именно от тех, кто больше всех уверял, что сражен любовью, она меньше всего может ждать помощи теперь. Они уж точно не станут помогать ей ускользнуть из «Благоуханного лотоса», а следовательно, и от их объятий. Даже те богачи, которые предлагали Кошечке стать их «женой вне дома», только звали ее из одной клетки в другую. К тому же все эти люди были слишком трусливы и не рискнули бы разгневать третьего сына князя Киры, могущественного князя Уэсудзи. Кошечка знала лишь одного человека, который мог ей помочь, и даже знала, где его найти. Она отошла на обочину дороги, вынула из-за отворота куртки театральный билет и стала внимательно его изучать. Ситуация прояснилась. Девушке нужно было добраться до сердца Эдо — моста Нихон.

Этот мост являлся торговым центром города. Большинство японцев считали его и центром всей страны. Все расстояния отсчитывались от середины его высокой, изогнутой в виде полумесяца арки. Все главные дороги страны, включая великую Токайдо[7], начинались оттуда.

Рядом с этим мостом располагался театральный квартал. Кошечка за этот год трижды посещала театр, но попадала туда не через город: она и другие женщины из «Карпа» сплавлялись в лодках вниз по Сумиде. Поскольку представления в театрах кабуки начинались на рассвете, куртизанкам приходилось отплывать из дома в час Овцы, когда почти все жители Эдо спали. Эти поездки были единственными за весь последний год часами, когда у Кошечки становилось спокойно на душе. Она, Ржанка и другие женщины пили сакэ, пока у них не начинала кружиться голова. Они обсасывали с тонких косточек сладкое мясо речной форели. Под звуки сямисэна, на котором играла Ржанка, они пели печальные песни, и их голоса далеко разносились над рекой. На следующий вечер, возвращаясь домой, куртизанки горячо обсуждали достоинства актеров, все подробности пьес и детали костюмов. Кошечка вспоминала все это, пока сворачивала билет в трубку и прятала за отворот куртки. Если она найдет Сумиду, то отыщет и мост Нихон, и театр. А тогда она, вероятно, сумеет найти того, кто, может быть, ей поможет.

И тут она подскочила на месте, услышав чей-то громкий хриплый голос на уровне своего локтя.

— У настоящего жителя Эдо ни одна монета не ночует в кармане, — произнесла обладательница голоса. Она была не видна за короткими занавесками, свисавшими с верхней балки входного проема лавки. Занавески были