Time Travel - Алексей Александрович Нескородов

никогда не думал, что сам окажется в ней. Он даже не знал, что делать. Задумчиво чесал зад, поправляя трусы.

– Не буду! – Заявил он.

– Я сказала прячься! – Процедила она сквозь зубы. – Ты даже не знаешь, что он с тобой сделает, если увидит. Да он тебя убьет!

– Это еще кто кого!

– Не спорь со мной. Прячься!

– Люба! – Зарычал за дверью мужской голос. – Хватит дуться! Открывай! Я знаю, что ты дома.

Дверь задрожала от ударов. Люба с выпученными глазами уставилась на Ивана, перейдя с шепота на язык жестов. Она провела пальцем по шее и указала ему на комнату.

– Прости меня дурака! Я вчера был сам не свой. Открой, пожалуйста. У меня для тебя сюрприз! – Кричал голос, продолжая сотрясать дверь.

Иван на цыпочках добежал до комнаты, размышляя куда ему деться. Открыл шкаф, а там все забито шмотьем. Заглянул под кровать и не решился туда ползти. Его взор обратился к балкону.

– Даже не думай! – Зашипела Люба. – Он постоянно на нем курит. Лезь под кровать!

Выбора не было. Иван выполнил приказ и аккуратно втиснулся между паркетом и перилами, чьи занозы угрожающе таращились на него.

Дрожащая дверь распахнулась, на пороге послышались тяжелые шаги.

– Ну что ты так долго?! – Сказал мужской голос.

– Я принимала душ. Да и ты, вроде как, ушел насовсем.

– Да бог ты мой. Я сто раз так уходил и каждый раз возвращался. Что ты нагнетаешь?! И вообще, я пришел мириться. Я же тебя люблю!

Послышались поцелуи. Шаги приближались к комнате. Он даже не удосужился снять ботинки, а уже кинул ее на кровать. Заноза перил вонзилась Ивану в плечо, и он стойко выдержал это, сохраняя партизанскую тишину.

– Прошу тебя, не сейчас. – Вяло сопротивлялась она под канонаду его поцелуев. – Я на тебя обиделась. Давай, лучше, попьем чайку, и все обсудим.

– Да что там обсуждать? Шептал он. Я уже все решил. Еще месяц и я ее брошу.

– Но ты же сам говорил, что сейчас не то время и нужно еще подождать.

– Да говорил. Но потом понял, что того времени, никогда не настанет. И уж, если решил что-то делать, то надо сразу рубить с плеча. Уже этим летом я перееду к тебе на совсем.

– Прям так? Бросишь жену?

– Да брошу!

– И ребенка?

– А что ему? Он и так меня редко видит. От алиментов я не отказываюсь. И вообще, не отвлекайся. Иди ко мне.

Кровать затряслась, джинсы упали рядом, халат безнадежно повис. Иван замер, дожидаясь окончания акта и так бы лежал, если бы айфон не издал прощальный сигнал.

– Пик! – Послышалось из-под кровати. В комнате воцарилась тишина.

– Что это? – Спросил мужской голос?

– Я ничего не слышала. – Ответила Люба.

– Наверное, показалось. – Сказал он, готовясь затрясти диван с новой силой.

– Пик. – Снова раздался прощальный звук, который теперь означал не только отключение телефона, но и появление у Ивана новых проблем.

Перевернутая голова заглянула под кровать. Иван увидел свисшую до пола шевелюру, вздыбленные брови и густые усы.

– Ты, блядь, кто? – С вызовом спросили усы.

С ног на голову, перевернулся не только тот, кто задал ему вопрос. Перевернулся весь мир. В усатом лице с выпученными глазами Иван признал своего отца. Моральный авторитет лежал со спущенными штанами на кровати, под которой Иван ютился в одних трусах.

– А ну выползай! – Приказал отец и вскочил с кровати. Он стоял посреди комнаты, растопырив руки, как боевой павлин.

– Не трогай его, умоляю! – Завизжала Люба. – Я тебя люблю. Он для меня никто.

– Отвали, дура. Дай мужикам поговорить. – Он оттолкнул ее к стене.

Иван выполз. Он не знал, как себя вести. Все-таки не каждый день, стоишь без штанов перед разъяренным отцом, который тоже в одних трусах, так еще и ровесник.

– Ой попал ты мужик, ой попал. – Говорит отец, разминая пальцами кулаки. – Ну, убеди меня, чтобы я тебе не врезал.

Иван оставался в ступоре. Только что в глубине души рухнул целый фундамент, построенный на мудрости и чести родного отца, который не был дома, потому что постоянно работал. Пахал как вол, ради сына и жены. Не жалел себя, вкалывая на трех работах. Теперь-то понятно, какой была, по меньшей мере, одна из них.

– Я жду объяснений! – Закричал отец.

– Ты даже не представляешь, насколько нелепой выглядит вся ситуация. – Иван прервал затяжное молчание. Он все еще помнил про правила, которые требовалось соблюдать. – Но для всех нас будет лучше, если я просто заберу одежду и уйду. А вы продолжите то, что делали. И мы просто забудем об этом.

В глазах отца Иван не встретил доверия. Он продолжал молчать, осмысляя слова незнакомца. Усы воинственно шевелились, хрустели сжатые кулаки. В комнате, прямиком под люстрой, повисла пугающая тишина. Иван воспринял ее, как согласие. Шагнул к креслу, на котором висела одежда и получил по зубам.

Бить отца – нехорошо. Иван стойко терпел удары и уворачивался от них. Уловив момент, перешел в клинч и врезался в шкаф. С серванта полетела посуда, разбиваясь в дребезги о паркет. Люба визжала. Ее крик разрывал барабанные перепонки, а схватка самцов разгоралась все сильнее. От шкафа они перешли к стене, а затем вместе рухнули на кровать. Страшно было смотреть, как разъяренные мужики в одних трусах кувыркаются в постели, поочередно меняя позиции.

Иван получил кулаком по лицу, когда отец находился сверху. Не выдержал, скинул его на пол и нанес несколько ударов в ответ. Они снова оказались на ногах. Иван зажал отца в угол, нанося удары по корпусу. А когда тот открылся, провел разительный апперкот, которому его когда-то и обучил отец.

Совершенно измотанные, с окровавленными лицами и разодранными кулаками, они лежали на ковре рядом с осколками разбитого сервиза. Испуганная Люба прижалась к стене, прикрыв срам одеялом. После буйных боевых действий в тесной хрущевке наконец-то воцарился мир.

ВКУС СВОБОДЫ

Дым войны рассеялся. Боевой дух остыл, уступив место мирным переговорам. Мужчины пили чай за кухонным столом. Довольная, что обошлось без поножовщины Люба, активно вилась у плиты.

– Ну что? Как бабу делить будем? – Спросил отец, побрякивая ложкой в стакане.

– Я ни на что не претендую. – ответил Иван.

– Быстро ты сдался.

– Я изначально собирался спокойно уйти, без всяких ссор и планов вернуться назад. – Иван провел ладонью по ссадине на щеке. – Но что-то пошло не так.

– Ну извини, поставь себя на мое место. Приходишь к любимой, душу обнажаешь, прощения просишь, а у нее под диваном голый мужик. Я, как тебя увидел, так у меня совсем фляга