Впервые в Москве. От долетописных времён до конца XVI столетия - Павел Федорович Николаев

ночи был иллюминирован католический Рим, а папа Григорий XIII поздравил короля Карла IX и его мать Екатерину Медичи с «богоугодным делом». В Англии Генриха VIII за «бродяжничество» было повешено 72 тысячи крестьян, согнанных со своих земель, превращённых в овечьи пастбища.

Словом, зря «клевещут» историки на бедного Иванушку – таково было время, и русский царь не стал в нём исключением. Конечно, есть в этом своя сермяжная правда, но она не истина в последней инстанции. Грозного осуждают не за жестокость, которая во многих случаях может быть оправдана, а за душегубство, за бессудные расправы с неповинными людьми, за изощрённость казней и пыток, примеры чему приводит современный историк М. Зарезан.

Синодик опальных. В 1582 году Ивану IV исполнилось 52 года. Для XVI столетия это было много. Царя одолевали болезни. Чувствуя, что скоро ему предстоит предстать перед Всевышним, он, человек религиозный, запаниковал: в ад не хотелось. Выход нашёл простой и привычный для его времени – покаяться и откупиться.

По распоряжению самодержца дьяки по документам царского архива начали составлять списки умученных и казнённых. Первый такой список был послан 12 марта в столичный Симонов монастырь. Вторым его получила Соловецкая обитель. Осенью работа по составлению списков (государева синодика) была завершена. Их поступление в тот или иной монастырь сопровождалось большим денежным вкладом и указом о постоянном поминании убиенных. Приводим реконструкцию Р.Г. Скрынникова одного из них: «Лета седмь тысящь девятьдесат первого царь и государь великий князь Иван Васильевич всея Русии прислал в Кириллов монастырь сие поминание и велел поминати на литиях и на литоргиях, и на понахидах по вся дни в церкви Божии.

Царь и государь и великий князь Иван Васильевич всея Русии велел написати в сенаники князей и бояр и прочих людей опальных по своей государеве грамоте.

Сих опальных людей поминать и по грамоте церёве, и понахиды по них пети, а которые в сем синаники не имены писаны, прозвищи и в котором месте писано 10 или 20, или 50, ино бы тех поминали: Ты, Господи, сам веси имена их».

По подсчётам Скрынникова, Иван IV признал за собой четыре с половиной тысячи убиенных. Но это далеко не все. По его вине погибли десятки (если не сотни) тысяч простых россиян, лишённых в зимнее время домашнего крова и пищи. К голоду надо добавить и мор, вызванный тем, что умиравших некому было хоронить: центральные территории России опустели. Так что возня историков с 4500 убиенными по приказам царя-ирода – это лицемерие с тщетной попыткой обелить изувера, садистские наклонности которого проявились уже к двенадцатому году его бытия.

С площадок высоких теремов Иван сбрасывал «тварь бессловесную» – кошек и собак. С ватагой сверстников из знатных семей он устраивал бешеные скачки по улицам Москвы: «начал человеков уроняти, скачущи всюду неблагочинно». Орава подростков во главе с великим князем сбивала горожан с ног и хлестала разбегавшихся людей плётками.

В тринадцать лет и четыре месяца подросток натравил псарей на боярина Андрея Шуйского. Это была его первая человеческая жертва. На исходе пятнадцатого года по приказу завтрашнего царя были казнены князь И.И. Кубинский, бояре Ф.С. и В.М. Воронцовы, дворецкий И.П. Фёдоров (дело о новгородских пищальниках).

Московское восстание 1547 года так напугало молодого царя («И вошёл страх в душу мою», – признавался он), что тринадцать первых лет его правления прошли в «тишине и управе», но в два следующих десятилетия полностью проявилась его сущность тирана и изувера.

Вот как проводил Иоанн в декабре 1567 года «чистку» приказного аппарата в Москве: «Опричники великого князя должны были в количестве приблизительно от 10 до 20 человек разъезжать по улицам с большими топорами, имея под одеждой кольчугу. Каждая отдельная рота намечала бояр, государственных людей, князей и знатных купцов.

Ни один из них не знал своей вины, ещё меньше – время своей смерти и что вообще они приговорены. И каждый шёл, ничего не зная, на работу в суды и канцелярии. Банды убийц изрубали и душили их без всякой вины на улицах, в воротах или на рынке и оставляли их лежать, и ни один человек не должен был предать их земле. И все улицы, рынки и дороги были наполнены трупами, так что местные жители и чужестранцы не только испугались, но и не могли никуда пройти вследствие большого зловония» (И. Таубе, Э. Крузе).

Кто считал эти жертвы опричного террора? И на чьей они совести?

Грозный не допускал никакого послабления по отношению к караемому им населению. Однажды ему донесли, что некий из его «гвардейцев» дал бедствующей вдове ломоть хлеба. Иоанн приказал обезглавить обоих – и вдову, и опричника. Их трупы лежали на площади в течение трёх дней, а между ними – злосчастный ломоть хлеба. Никто из затерроризированных обывателей не посмел покуситься на него.

Так же безжалостно расправлялся самодержец с теми, кто публично проявлял чувства по отношению к казнимым: «Если он заметит кого-нибудь в это время с угрюмым или печальным лицом или услышит, что кто-нибудь недостаточно рьяно повторяет за ним “гойда, гойда”, он тотчас приказывает своим приспешникам схватить и изрубить такого человека, приговаривая: “И ты, изменник, мыслишь заодно с моим врагом? Почему ты ему сочувствуешь? Почему скорбишь о смерти его?”» (И. Таубе, Э. Крузе).

Будучи изувером от природы, Иоанн не удовлетворялся распространёнными видами казни (отсечение головы, повешение) и предпочитал избегать «стандартов». В его царствование практиковались особые варианты сожжения заживо – подрыв приговорённого к смерти пороховым зарядом. Именно таким образом опричники погубили многих «шляхетских слуг» (боевых холопов) боярина И.П. Фёдорова-Челяднина. Палачи загнали обречённых на смерть людей в постройки господской усадьбы и взорвали их.

По свидетельству князя А.М. Курбского, похожую экзекуцию царь приказал совершить над Н.Г. Казариновым-Голохвастовым, схваченным кромешниками после его пострига в монахи. Увидав бывшего стрелецкого военачальника в иноческом платье, Грозный пришёл в неописуемую ярость и «абие бочку пороху, аба две, под един струбец[33] повелел поставити и, привязавши тамо мужа, взорвати».

При взятии русскими войсками Пайды (январь 1573 года) погиб Малюта Скуратов, палач и любимец Грозного. В отместку противнику царь велел заживо зажарить всех пленных – шведских и немецких дворян, а также знатных горожан во главе с комендантом Г. Боем. Пленных привязали к кольям, которые были врыты в землю перед крепостью.

До этого случая пленных (массово и с семьями) убивали в Твери, городах Поволжья и в Москве. И никто их не считал, потому что нехристи.

Особенность жестокости Грозного состояла не только в количестве казней, пыток и