Луис Ламур - Походный барабан

Гансграф наблюдал за моей работой.

— У нас четырнадцать убитых, а раненых сколько?

— Тридцать семь, да ещё у некоторых пустяковые царапины.

Это было совсем неплохо, учитывая общее количество сражавшихся; но перед нами лежал ещё долгий путь, и сделать передышку мы могли не более чем на одну ночь. Нападение могло повториться.

Те, кто напал на нас, потеряли убитыми втрое больше, главным образом благодаря меткости наших лучников. На склоне и на дороге остались и некоторые вражеские раненые.

Мы собрали с поля боя доспехи, оружие и коней. Гансграф был обеспокоен.

Иоганнес, его правая рука, всегда хладнокровный при обдумывании и осторожный в советах, был тяжело ранен. Могло пройти несколько недель, пока он выздоровеет, — если выздоровеет вообще. Фландрен, один из дуайенов, тоже пострадал, и у нас не хватало места, чтобы разместить их в повозках. Сюзанна первой добровольно предложила свою.

Закат солнца выглядел угрюмо и угрожающе, по небу словно разметались багровые языки пламени, и бурая трава приняла огненный оттенок. Из нашего лагеря доносились стоны раненых.

А потом, когда спустилась тьма, откуда-то со склона холма донесся до меня слабый крик — отчаянный, плачущий крик раненного человека. Я прислушался и снова уловил его.

И я, которого считали врачом, не мог оставить его без внимания.

Глава 37

Киев нам показался городом грязным и неприветливым, но погода стояла великолепная. Мы расположились лагерем в лесу недалеко от Днепра. Долгие недели марша по широким равнинам, через горы и реки сильно нас измотали. Позади была короткая, ожесточенная стычка на переправе через Дунай, где мы потеряли двоих убитыми и ещё одиннадцать человек были ранены. Потом в Буде заварилась пьяная драка — погиб один из наших людей, другие пострадали. Ко времени прибытия в Киев нам приходилось везти в повозках сорок семь человек.

Большая часть каждого дня была посвящена у меня осмотру ран или лечению болезней. Для столь большого скопления людей такое число больных и раненых не было чрезмерным, однако, поскольку у каждого человека в караване были свои обязанности, их работа теперь легла на плечи других.

Торговля в Киеве вполне соответствовала нашим надеждам. Шерстяные плащи из Фландрии расходились по ценам во много раз выше тех, которые мы уплатили за них, и через две недели торговые дела наши были закончены, а повозки и вьючные лошади были высоко нагружены кучами мехов — горностаевых, куньих, лисьих и волчьих, — лосиными шкурами и ещё многим другим.

В девятом веке на эту землю обрушились несколько норвежских отрядов, разгромили славян и обосновались в укрепленных поселениях, названных «городами»17, для защиты от народа, которым они правили. Одной из таких крепостей был Новгород, второй — Киев. Со временем Киев стал крупнейшим торговым центром, и здешний князь властвовал над всеми остальными.

К востоку отсюда лежал мусульманский мир Багдада, Дамаска, Алеппо и Самарканда. На юге был Константинополь и Византийская империя, прежняя Восточная Римская империя, изредка называемая этим именем и сейчас.

Арабские, еврейские и византийские купцы просачивались в Киев и быстро налаживали деловые связи с северными правителями. Очень выгодной была здесь закупка пленных — потом их поставляли как рабов и рабынь для гаремов, мастерских и крупных поместий византийской знати.

Гансграф не одобрял рабства (по-моему, он сам был рожден крепостным) и не хотел иметь к работорговле никакого отношения. Впрочем, он был в хороших отношениях со скандинавскими торговцами, которые селились среди славян; местное население называло их русами.

В Кордове я читал записки Константина Багрянородного, путешествовавшего по этим местам в девятом веке, и его труды явились источником многих полезных сведений, которые я сообщал гансграфу.

Каждый год в Киеве скапливалось большое количество лодок — челнов, и после ледохода вся эта флотилия спускалась по Днепру в Черное море и шла в Константинополь, доставляя рабов, меха и прочие товары из северных стран. Челны поднимались и вверх по течению, а оттуда караваны шли посуху к Балтике18, повторяя отчасти древний Янтарный Путь.

К тому времени, как мы прибыли в Киев, эта торговля во многом уже угасала. Дальше к востоку отсюда среди диких степных племен постоянно тлело беспокойство. Печенеги, иногда называемые куманами, то и дело совершали набеги на торговые пути к Багдаду и почти отрезали Киев от Константинополя, вторгаясь своими ордами в земли к северу от Черного моря.

Киев был городом во многом более просвещенным, чем Париж, ибо Париж пребывал под влиянием автократической церкви, которая только-только начала расширять основы своего мышления, Киев же, совершенно языческий, но привлекаемый и христианской, и мусульманской культурами, был таким городом, в котором все идеи вызывали интерес.

Земледельцев у стен города жило немного. Пастухи-кочевники из степей, черноглазые и дикие на вид парни с монгольскими чертами, расхаживали по улицам плотными, хорошо вооруженными группами, ни с кем не вступая в разговоры. Попадались здесь высокие светловолосые викинги из северных стран — свирепые люди, пираты по духу, многие из которых становились отличными торговцами.

— Когда-нибудь, — говорил я Сюзанне, — я напишу книгу о связи между пиратством и торговлей. Первое, по-видимому, всегда предшествует второму, и самые удачливые пираты становятся торговцами, может быть, руководствуясь той мыслью, что человека проще надуть, чем убить… Торговля гораздо совершеннее разбоя. Ограбить и убить человека можно только раз, а вот дурачить его можно снова и снова.

— Ты циник, — заметила Сюзанна. — Они ведь продают людям только то, что те хотят.

— Если бы людям продавали только то, чего они хотят, торговли почти не было бы, госпожа моя. Душа торговли в том, чтобы убедить человека покупать то, чего он вовсе не желает и в чем ничуть не нуждается… Ты возьми, к примеру, нашего доброго Лукку. От меха у него сразу же появляется сыпь на шее; однако на каждой ярмарке во Фландрии он носил отделанные мехом плащи с таким шиком, с таким изяществом, что многих покупателей жены чуть не силой заставляли надевать такие же плащи, в которых они не выглядели ни шикарно, ни изящно, и которые были во многих отношениях хуже их собственных суконных одеяний.

— Матюрен, не говорил ли гансграф, когда мы отправимся дальше на юг?

— Скоро. Он ведет переговоры с лодочниками о том, чтобы отправиться с ними, но, боюсь, ничего из этого не получится. Им надо везти собственные грузы, а у нас слишком много людей.