Медведь - Дмитрий Вилорьевич Шелег

Картуз снял картуз и непроизвольно провел рукой по своим коротким волосам.

Старец продолжал:

– Это осталось в родовой памяти славян. Всякий остриженный человек другими людьми воспринимался как человек провинившийся и признавший свою вину. Чем короче была стрижка, тем сильнее человек был виноват или повинен. А человек с хоть немного бритыми участками головы воспринимался как человек, сбежавший из заключения или как человек, выставляющий свою глубокую порочность напоказ.

Картуз потупил глаза.

Тихомир, посмотрев на него, решил поддержать и спросил:

– А если человек лысеет?

Старец объяснил:

– Мужчина с возрастом лысеет, или волосы на голове его редеют. Раньше считалось, что с возрастом мужчина накапливает свою вину за будущее своего рода. Принимает вину рода на себя. Мужчина с голой от природы головой повинен быть умным и разумным за всех. Так это воспринимается всеми другими людьми.

Мужчина, которому отрубили, оттяпали косу назывался «головотяпом». Головотяп – это мужчина, который сделал что-то очень плохое, за что лишился косы и права ее носить. Считалось, что у такого мужчины нет ни доблести, ни славы.

Если мужчина к тому же еще и острижен коротко, значит, у него и разума нет. Разума у него нет потому, что его и не было раньше, раз он что-то такое плохое натворил, что пришлось ему косу рубить. Значит, где-то как-то он потерял разумение свое.

Остриженный мужчина, приняв постриг, уходил в монастырь для того, чтобы там образумиться и исправиться. То есть монастырь есть тюрьма. Для одних добровольная, для других – принудительная. Но тюрьма.

Сейчас считается, что монастырь – это благостный двор, место силы духа и истока чистоты, что все обитатели монастырей – это какие-то особо благочестивые люди, люди, которые приносят нам пользу тем, что, молясь за себя, молятся и за нас…

Отчасти все это так и есть. Неслучайно мужчин, призванных в армию, остригали и остригают. Это, конечно, связано с тем, что за коротко стрижеными волосами легче ухаживать. И это важно, особенно в полевых условиях. Но это так же связано и с тем, что мужчина на военной службе отбывает «воинскую повинность». Мужчина виноват в том, что родился мужчиной. Но эта вина его не вина. Это нечто меньшее, чем вина, по определению. Она есть не вина, а «повинность».

Отсечение головы, то есть в наказание отсечение косы, называлось словом «казнь». Казнить – значит отрубить косу. Да, сейчас принято считать, что отрубали именно голову. Тем более что так со временем на самом деле и стали делать.

Тихомир спросил:

– Все уходили в монастырь?

Старец хитро улыбнулся:

– Нет. Не все мужчины, наказанные за большие провинности, уходили в монастырь. Не все. Часть их выбирала ссылку. Их вместе с семьями переселяли на разные дальние земли, на дальние рубежи. Они там должны были нести охранную службу – охраняли границы, искали, находили и присоединяли к государству новые земли.

Картуз уже полностью погрузился в свои мысли.

Старец почувствовал это:

– Могу еще добавить, что все монастыри находились на левых берегах рек, а церкви – на правых!

И даже иконы у них были разные! Икона, на которой у Богородицы Иисус лежит на ее левой руке, является иконой церковной – храмовой. И это естественно, когда женщина держит ребенка на левой руке, а обслуживает его рукой правой. А та икона, на которой она держит Иисуса на правой руке, есть икона монастырская. Икона монастырская – это обратная икона для тех, кто должен исправиться…

Картуз тихо произнес:

– Попутали берега…

30 серия

Эпизод 1

Берега

8 июня 1862 года Валдай

Старец рассказывал:

– Какое же у нас красивое и по смыслу, и по звучанию раскатистое русское слово «равни-и-и-ина»!.. Русская равнина… Эту одну из самых больших равнин на земле окаймляют три возвышенности. На западе и чуть к северу от Москвы – Русская возвышенность. По-другому она называется Валдайская возвышенность, Валдайское нагорье и просто – Валдай. На западе, рядом с Валдаем, находится наша Среднерусская возвышенность. И эта возвышенность как бы продолжает или продлевает возвышенность Валдайскую. И на юге нашей славной равнины находится небольшая Приволжская возвышенность.

Все места в нашей России-матушке по-своему прекрасны, чудны и занятны, но самое главное – Валдай! Валдайское нагорье не самое высокое. Так почему же оно самое главное для русских?

Тихомир уверенно ответил:

– Потому что с этой невысокой высоты берут начало великие русские реки. Отсюда начинается Русь…

Старец довольно улыбнулся:

– Да! Для нас, для русских, это иная, особенная высота!

С Валдая берут начало наши три великие реки: Волга, Днепр и Двина. Валдайская Двина называется еще Западной Двиной, так как есть у нас еще большая река на севере с таким же названием, которая так и называется – Северная Двина.

Волга течет как-то дугой по северу, течет на северо-восток… Здесь она еще невелика и только потом, от Казани, поворачивает на юг и течет в южное Каспийское море. Днепр же сразу течет на юг, почти нигде особо не сворачивая, и на юге впадает в Черное море.

Тихомир сказал:

– Об этом ты рассказывал…

* * *

Старец усмехнулся:

– А теперь послушай меня дальше!

В старину по всей земле было принято, что правый берег всех рек на свете считался берегом славянским, а левый их берег считался берегом германским или татарским. Такая у славян и германцев с татарами издревле идущая договоренность.

Речь идет не совсем о том, что все германцы и все татары есть родственные друг другу народы и они просто называются по-разному, хотя и не без того… Просто так получилось, что правые берега всех рек назывались берегами славянскими. А берега левые назывались берегами германскими или татарскими. Все разные германцы – выходцы с левых берегов рек. И все разные по происхождению татары – тоже.

Тихомир удивленно спросил:

– Как же это так?

Старец продолжил рассказ:

– Слушай дальше. Это обстоятельство для всей географии и для всей истории является очень важным!

Так вот. Течет наша великая река Волга сначала севернее, дугой над Москвой. На правом ее берегу, внутри дуги, живут – поживают славяне, а на левом берегу, на выпуклости дуги, находится земля Ингерманланд или Ингерманландия.

* * *

Тихомир вспомнил Хранителя, и ему взгрустнулось.

«Где он сейчас? Где