Венгерская вода - Сергей Зацаринный

похожего на Омара, которому даже его сапоги оказались впору. Прихватив еще несколько человек: повыше, пониже, потолще, отправились на постоялый двор и поставили всех в ряд лицом к ограде. А потом по одному звали хозяина и слуг, требуя показать того, кто, на их взгляд, больше всего похож на Омара. Когда мы вернулись, не осталось почти никаких сомнений. В Мохши мой брат подрос и раздался в плечах.

В трапезной мы застали Симбу, с увлечением рассказывавшего Магинур и Баркуку про дальние страны. Про огромных слонов с бивнями в руку человека, бегемотов, шкуру которых не пробивает копье, львов, диковинных жирафов с шеей в два человеческих роста. Девушка взирала на него с восхищением, как на сказочного джинна.

– А ты видел птицу Рух? – вдруг спросила она. – Которая уносит слонов?

– Это сказка, – улыбнулся Симба. – Ее знают даже в этих краях?

– У меня есть книга. Она называется «Тысяча ночей». Персидская. Ее привез из-за моря воспитатель моей матери. Он был сказочником. Я его никогда не видела, мне мать с отцом про него рассказывали. В ней много картинок.

– Покажешь? – сразу встрепенулся Баркук.

– Конечно. Хоть сегодня отпрашивайся к нам ночевать. Посмотришь.

– Что же ты мне не показала, когда я у вас ночевал? – присоединился к их разговору Мисаил.

– Ты не просил. Ты все время обсуждал что-то с отцом, и всю ночь вы чем-то дымили в его лаборатории. Приятели отца обычно не любят сказок. Зато моя мама была сказочницей.

Дальше я не слышал их болтовни. Нам не терпелось обсудить, что мы узнали.

– Что ты можешь сказать после всего услышанного? – обратился ко мне Злат. – Только ты можешь знать, похож ли описанный человек на твоего брата?

– Орехи, – сказал я. – Готов поклясться самой страшной клятвой, что это был не Омар. Он грыз орехи. У брата были слабые зубы. Зубная боль – частая спутница любителей сластей, поэтому Омар никогда ничего не грыз. Даже жесткого старался не жевать. Если ему в халве попадались плохо размолотые орехи, он всегда сердился и переставал есть.

– Вот так известное в одночасье превращается в неизвестное, – грустно улыбнулся Илгизар. – Только что мы имели египетского купца, как вдруг он исчез, оставив в наших руках туманный призрак. Еще одного неизвестного. Однако он не был призраком. Он был живым человеком. Жил на постоялом дворе, разговаривал с людьми, ездил со слугой Тагая в лесную обитель.

– Зато теперь мы почти наверняка можем сказать, почему убили носильщика, который служил этому человеку, – напомнил я. – Мы и раньше догадывались, что убийца испугался его встречи со мной. Теперь понятно почему. В разговоре с ним я мог заподозрить, что исчезнувший человек не был моим братом. Тем не менее он выдавал себя за него, у него оказались вещи и товары Омара.

– Он знал арабский, – продолжил Злат, – ведь имам разговаривал с ним на этом языке.

Илгизар наклонился и стал чертить пальцем по скатерти перед собой:

– Давайте начнем с начала. В Мохши приехал человек, назвавшийся египетским торговцем благовониями. Ничего подозрительного в нем никто не заметил. У него была дорожная грамота, выданная Азакским эмиром (Илгизар назвал Тану на здешний манер), товары. Через какое-то время он посетил старого колдуна, чтобы узнать про вещи, положенные в могилу умершей тридцать лет назад царицы. С ним был ловчий эмира Тагая.

Он немного поколебался и решительно провел черту от себя к тому месту, где рисовал:

– Мы не можем сказать, откуда приехал этот человек. Но груз и грамота Хаджи-Черкеса несомненно прибыли из Азака. – После чего решительно ткнул пальцем в середину. – А путь оттуда сюда лежит через улус Тагая.

– Значит, веревочка тянется туда, – сделал вывод доезжачий.

Я увидел, как ноздри его раздулись, как у пса, учуявшего след. В глазах вспыхнул охотничий азарт.

– Только куда приведет эта веревочка? – тусклым голосом продолжал Илгизар. Он даже перестал чертить и выпрямился, сунув руки в рукава халата. – У пропавшего был сообщник, который доныне сидит в Мохши и следит за всем происходящим. Зорко следит. Несчастный носильщик не дожил до полудня, едва по базару разошелся слух, что его вызвали к приехавшему из столицы сыщику. Этот человек сидит здесь не просто так – стережет какую-то тайну. Какую? Помните, один москательщик рассказал, что этот самозванец выспрашивал про мазь императрицы Зои? Потом он выпытывал у колдуна про сосуд и платок. И в результате платок оказался в его вещах.

Илгизар выпростал руки из рукавов и наставительно поднял палец:

– А потом двое неизвестных в подземелье гадают, куда он дел сосуд.

– Похоже, у нас действительно остались одни неизвестные, – зло пошутил Злат.

– Зато у нас теперь есть узел, к которому тянутся все нити, – торжественно провозгласил Илгизар. – Это таинственный сосуд. Про него спрашивали приезжавшие к лесному колдуну. Про него говорили двое из подземелья. Но старик уверен, что сосуда не было в гробнице. Знаете, что мне кажется самым непонятным в этой истории? Зачем этот купец, или как его там еще, выспрашивал у москательщика про мазь императрицы Зои.

Только теперь я заметил, что с нами нет Мисаила. Он так и остался болтать о чем-то с Магинур, Симбой и Баркуком. Молчаливому искателю сути вещей, годами торчавшему в своей уединенной лаборатории, оказались милее простые сказки. Или он предпочел общество прекрасной девушки? Она сказочница, как и ее мать. Я посмотрел на Илгизара. Он, поклонник строгой мудрости, верящий во всесилие мысли и таинство вычислений, женился на сказочнице. Может, это неспроста? Может, суровая строгость логических построений, основанных на твердых фактах, и должна соединяться с безграничной страной вымысла, где нет ничего невозможного? Мне вспомнился один из моих учителей, который на вопрос, что сильнее всего отличает человека от животного, неизменно отвечал: «Воображение».

Я представил себе таинственный сосуд, к которому, по утверждению нашего поклонника учения аль-Хорезми, тянутся все нити этой истории. Потом вспомнил про дух коварной и жестокой царицы, выпущенный из заточения. Страшный крик ночной птицы в лесу. Отблески пламени на стенах мрачного подземелья. И перстень, которым нужно было запечатать гроб, после того как туда вернут похищенный платок.

Но едва мое сердце замерло в сладком ужасе, в голове стали появляться иные мысли. Про сосуд колдун не сказал ничего. Значит, тот не представлял опасности? Или не был связан с потревоженным духом царицы?

Похоже, мне никогда не стать сказочником.

XXXVI. Страна Леведия

В тот вечер Мисаил так и ушел ночевать к Илгизару. С ним, конечно, увязался обрадованный Баркук, охваченный желанием увидеть заветную книгу сказок с картинками. Признаюсь, мне и самому хотелось ее посмотреть. Персидские книжники не так строго соблюдают предписание, запрещающее изображать людей и животных, поэтому их манускрипты часто украшены красочными миниатюрами,