Сергей Зайцев - Рыцари моря

Иоахим Штрекенбах был верен слову: пораньше с утра к трапу подошли пятнадцать человек – загорелых, плечистых, дюжих молодцов, нищих бездельников с хитрыми, или презлыми, или наглыми глазами, безобразно заросших и нечесаных, одетых в какую-то рвань, шумных, пьяных, развязных и сквернословящих друг другу по поводу и без повода. Привел эрариев к «Юстусу» сам Йоли Запечный Таракан. Прим карлик, оставив своих людей на пристани, поднялся на борт для переговоров с Месяцем. Йоли сказал, что эти орденские молодцы, известное дело, не ангелы, – есть среди них любые злодеи, по коим во многих городах Германии, Дании и Нидерландов тоскуют виселицы, однако же на сей корабль они явились не для ловли сельди и не для прогулки с дамами, а для испытания собственной удачи, и в любой из дней каждый из них может уйти с этого корабля спеленатый, как младенец, и с грузилом на ногах. А раз уж господин Месяц не в силах обещать им прекрасного будущего, то его и не должно волновать их не очень розовое прошлое. Если же господин капитан не окажется скуп и за известные услуги достойно заплатит эрариям, то они будут тихи и послушны, как ягнята, и смиренны, как католические монашки; в случае недовольства эрариев или даже бунта пыл их легко охладить – стоит только помянуть при них имя всесильного Штрекенбаха. Трое или четверо из этих молодцов носили прежде имя гёзов и бывали в разных переделках, посему ничем их на море не удивить; и если господин Месяц храбростью и умом завоюет их уважение, то он обретет в них могучую поддержку. Другие – разные. По меньшей мере шестеро из них знакомы с морским делом и способны отличить ванты от фалов, гальюн от кормы, шпангоуты от реев. Все они – хорошие мальчики, но засиделись на берегу и наделали много долгов. Самое время заняться настоящим делом!…

Месяц принес обещанную Штрекенбаху сумму, а также немного серебра для Йоли. Зеленовато-рыжие, глубоко посаженные глазки карлика, бывшие до сих пор то холодными, то настороженными, потеплели. Йоли умел быть вредным, но он умел быть и благодарным; он посожалел, что между ними все так неловко вышло, и открыл Месяцу тайное предсказание Штрекенбаха: россиянину есть покровительство с Небес, но не забывай, господин Иоганн, про глухонемого; удача сопутствует Месяцу в виде ладьи; эта ладья явится ему еще дважды: первый раз – благословением, второй раз – освобождением; и совсем непонятное сказал Штрекенбах: «Жизни его не предвидится конца, и корабль его непотопляем, так как он не из дерева; и богатство его не в серебре, ибо серебро его – песок…» И Месяц сказал для Йоли добрые слова: ловко или не ловко у них вышло, а все закончилось благополучно; поглядеть на пляшущих эрариев – это серебро; попировать за одним столом с самым мудрым из королей – это редкое богатство; увидеть в малом целый мир, увидеть в нищих богачей, а в богачах – нищих, в безобразных старухах узнать красавиц, а в юных прелестницах угадать старость, к тому же наслушаться поучительных речей и иметь счастье внимать пророчествам оракула… – разве пожалеешь, что ради всего этого скрестил мечи в потешном бою?.. Что же касается приведенных молодцов, прибавил Месяц, то его мало печалит их прошлое, поскольку он им не будет пастырем духовным и не станет наставлять их высоким истинам. Он лишь позаботится о том, чтобы они, сидя на непотопляемом корабле, служили добру и совершили дела достойные. А дальше… всех рассудит Высший суд по делам их, и до тех пор пусть каждый сам ищет себе оправдание.

Здесь Месяц и Йоли распрощались – тот и другой с мыслью о том, что не скоро им доведется встретиться вновь. Но оба были уверены: если эта встреча произойдет, она будет встречей добрых приятелей.

В этот день ветер ослабел, в разрывах туч все чаще проглядывало солнце. В порту поговаривали, что завтра, по всей видимости, шторм кончится; многие готовились к отплытию: на пристани царило оживление, между судами сновали лодки.

Фареркомпания и Бернхард Бюргер проявили заботу, прислав на «Юстус» питьевую воду и продовольствие. К вечеру этого же дня подвезли грузы для Нарвы: кожи, тюки с очищенной шерстью, штуки прекрасного сукна для верхней одежды, небольшие ларцы с украшениями из янтаря. Книготорговец доставил бочку с книгами, а от себя приложил Geschenk[28] – Историю Геродота в переводе Бонера. Эрарии, с которыми была оговорена плата за наем, очень скоро оставили свою спесь и работали так же споро, как и россияне. И погрузка шла без задержки повозок, так что возчикам даже некогда было размяться.

Когда уже начало потихоньку смеркаться, к трапу «Юстуса» явился кнехт из «Танцующего Дика» и сказал Месяцу, что господин Клюге очень просит его прийти. Месяц ответил, что придет, как только закончится погрузка. Но кнехт настаивал, едва не тянул за рукав, и деваться от него было некуда. Оставив распоряжаться у блока кормчего Копейку, Месяц сошел на пристань.

Трактирщик встретил его едва ли не с распростертыми объятиями, но не спешил говорить, зачем так внезапно позвал к себе. И за стол не усадил, а повел наверх, в комнаты. Поднимаясь по лестнице впереди Месяца,

Манфред Клюге поделился с ним новой своей мыслью – что, пожалуй, только молодости свойственен такой образ жизни, – прожить в городе от силы три дня, однако успеть за это время везде побывать, кое-где нашуметь, со многими сойтись накоротке, кому-то перейти дорогу, кому-то понравиться, а еще – подраться, кое-чему научиться, стать известным, влюбиться, потратить уйму денег и за всем этим суметь ладно устроить свои дела. Если загибать пальцы, то не хватит пальцев. Месяц удивился: неужели это все про него, и неужели прошли только три дня…

После короткого негромкого стука Клюге отворил массивную дверь. Они вошли в просторную, небогато обставленную комнату во втором этаже. У высокого стрельчатого окна с видом на Траве их ожидала Ульрике… Это было столь неожиданно, что Месяц так и остался стоять у входа, едва прикрыв за собой дверь.

– Вот, госпожа, – сказал Клюге, – я исполнил то, о чем вы просили, я разыскал сего доброго человека. Угодно ли вам теперь остаться с ним наедине?

Ульрике кивнула, и во взгляде ее в этот миг мелькнуло смущение.

Месяц спохватился, что все еще стоит у двери, и прошел на середину комнаты. Месяц увидел, что на красивое лицо Ульрике как будто легли розовые лучи заходящего солнца, и в нежных бликах заблестели ее глаза. Однако на улице было по-прежнему ненастно, быстро темнело; в окно порывами ударял ветер.

Трактирщик предложил зажечь свечи. Но Ульрике сказала, что не нужно, и тогда Клюге, слегка поклонившись ей, удалился.

Даже в наступившей полутьме было видно, что щеки девушки еще как будто во власти солнца. Ульрике смотрела и молчала, дышала взволнованно и старалась